^А«Синтетические» несуразности

Итак, грядущий чеховский юбилей объявлен общенациональным проектом, верховная власть России взяла его под свое крыло. Торжества обещают пройти с размахом. Но есть во всем этом какое-то глубинное противоречие. Как известно, А. П. Чехов не любил ни власть, ни помпу, ни юбилеи. Но как бы то ни было, проект запущен, и едва ли не главной его составляющей является издание нового Полного собрания сочинений (ПСС) Чехова аж в 35 томах. Занимается выпуском собрания Издательский дом «Воскресенье», и в этом тоже есть некая странность: проект имеет федеральное значение. Общественным оргкомитетом по изданию чеховского Собрания руководит председатель Совета Федерации С. М. Миронов, а вот самим изданием почему-то ведает негосударственное издательство. На мой взгляд, куда логичнее было бы поручить это дело, скажем, Российской академии наук. Академия, конечно, работала бы над изданием долго, обстоятельно, но зато новое чеховское собрание наверняка стало бы подлинным событием в отечественной культуре, а не только очередным, хотя и масштабным, коммерческим проектом, призванным прежде всего пропиарить федеральную власть. А то, что новое ПСС Чехова — это всего лишь коммерческий проект, не имеющий большого культурного (и уж тем более научного) значения, видно уже по первому тому.

Даже простодушный читатель, не слишком искушенный в вопросах чеховедения, ясно увидит: более античеховской книги представить трудно. Здесь в одну кучу свалены ранние писания (в т. ч. гимназические опусы) Чехова, повесть «Степь», датированная 1888 г., четыре письма к А. С. Суворину, помеченные 1888-м, 1889-м и 1890-м гг., статья А. П. Чудакова «Город детства» о Таганроге 1860–70-х гг. и книга воспоминаний И. А. Бунина «О Чехове». И эта мешанина подается как новое слово в издании полных собраний сочинений!

Но это не все, читателя ждет еще одно разочарование.

Когда стало известно, что к печати готовится новое ПСС Чехова, естественно было ожидать, что оно не только не уступит в плане научности предыдущему чеховскому ПСС, вышедшему в 1973–1983 гг., но и превзойдет его. В старом собрании многие чеховские тексты (главным образом эпистолярные) были цензурованы. Изъятию подвергалось все, что так или иначе могло «скомпрометировать» писателя в глазах читающей публики. В ту пору из Чехова уже успели сделать икону, этакого праведника от литературы, изрядно упрощая и искажая его личностный и писательский облик. Восхищение Чеховым часто перерастало в его идеализацию. Исследования же последних лет позволяют взглянуть на писателя более объективно, не умаляя при этом ни его личностных качеств, ни тем более его значения в русской и мировой литературе.

Такой — обновленный — взгляд на Чехова непременно должен был бы отразиться и в новом Полном собрании его сочинений в виде обстоятельной биографо-литературоведческой статьи какого-нибудь ведущего специалиста. Но — увы! — ожидания интеллектуалов, да и просто любителей чеховской прозы, оказались напрасными. В издании, которое подготовило «Воскресенье», такой статьи нет. Вместо нее издательство напечатало в первом томе собрания пять совершенно разных по содержанию и назначению текстов, а именно: вступительное слово С. М. Миронова под названием «Тайна Чехова», предисловие «От издателя», подписанное генеральным директором ИД «Воскресенье» Г. Пряхиным, мини-предисловие кандидата филологических наук Ив. Жукова к подборке чеховских писем, адресованных А. С. Суворину, а также статья А. Чудакова и мемуары И. А. Бунина. Причем из всех этих текстов действительно научной и просто литературной ценностью обладают только два последних.

Таким образом, даже несмотря на то, что в новом ПСС Чехова есть некое подобие научного аппарата, назвать это издание не то что академическим, но и просто научным никак нельзя. Это, повторяю, всего лишь коммерческий проект, удачное вложение федеральных денег, род государственных инвестиций. Подлинные чаяния и нужды аудитории, с интересом ждавшей появления нового чеховского собрания, в нем не только не учтены, но и просто попраны. Вместо благородной, в меру осовремененной классики читатель получил воплощенную в книге и растиражированную в количестве 10 тыс. экземпляров попсу.

Но издатели и собой, и своим детищем безмерно горды. К примеру, Г. Пряхин в предисловии к чеховскому собранию не раз хвастливо заявляет о его композиционной и содержательной новизне. «Наше издание — не каноническое, — пишет он. — У нашего многотомника есть ряд особенностей... В составлении томов мы руководствовались не столько хронологическим или жанровым принципом, сколько, если можно так сказать, синтетическим».

В переводе на общепонятный язык это значит, что в каждом томе ПСС наряду с рассказами и повестями Чехова будут печататься его письма и пьесы. По мнению Пряхина, только так Чехов дойдет до читателя в целостности своего творческого облика и литературного наследия.

Тем не менее по существу идея Пряхина мне представляется продуктивной. Но его так называемый «синтетический принцип» может быть применим лишь тогда, когда все без исключения чеховские тексты, помещаемые в тот или иной том, будут так или иначе (хронологически и/или тематически) связаны между собой. Это непременное условие. Между тем в первом томе собрания такой взаимосвязанности текстов нет, книга лишена внутреннего единства, она распадается на пять совершенно независимых друг от друга блоков. В одном блоке — неизвестно зачем напечатанная здесь повесть «Степь», в другом — рассказы и юморески, созданные в 1880–1881 гг., в третьем — всевозможная шутливая мелочь, сочиненная в гимназические, студенческие и первые послеуниверситетские годы, а также сценка-монолог «О вреде табака», в четвертом — письма к Суворину, в пятом — статья Чудакова и воспоминания Бунина.

Таким образом, пресловутая пряхинская «синтетичность» на поверку оказывается фикцией. И я боюсь, что в других томах повторится то же самое: вместо целостного представления о Чехове в тот или иной период его творчества и о развитии его дарования читатель получит наспех, механически составленные наборы разнородных, лишенных какой бы то ни было связи текстов. К примеру, для меня так и осталось загадкой, зачем в этот самый первый том издатели включили повесть «Степь», письма к Суворину и мемуары Бунина. Объяснить свои действия издатели сочли излишним. Между тем «Степь», как известно, относится к зрелому этапу в творчестве Чехова, и место ей уж во всяком случае не в первом томе, где обычно собирают ранние литературные опыты. Но Пряхин на этот счет придерживается особой точки зрения. Он пишет: «Каждый том имеет свое назначение, свой флаг: открывается тем или иным общепризнанным, прославленным чеховским шедевром. Так, в название первого тома вынесена „Степь“ — именно это произведение, считающееся вершинным в русской словесности, предваряет и все собрание сочинений»1.

Итак, все дело во «флаге» — тут уже не до «синтетического принципа» и даже не до здравого смысла. Веские доводы в пользу включения «Степи» в первый том г-н Пряхин подменяет оценочным суждением. Оно и понятно: ведь на самом деле никаких доводов у Пряхина нет. Хотя он мог бы, к примеру, сказать, что в «Степи» отразились детские впечатления Чехова, и это в какой-то мере сближает повесть с его ранней прозой, а значит, и дает издателям некоторое право поместить ее именно в первый том в качестве «флага». Но как бы то ни было, мне трудно поверить, что среди 15 ранних рассказов и юморесок, напечатанных в первом томе, не нашлось ни одной вещицы, достойной быть «флагом» — хотя тут есть и «Письмо к ученому соседу», и «Жалобная книга».

Но еще несуразнее, чем «Степь», в книге смотрится подборка якобы сенсационных писем Чехова к Суворину. Пряхинский «синтетический принцип» и тут дал сбой. С одной стороны, эти письма, опять-таки, никак не связаны ни по времени написания, ни тем более по тематике с юношескими сочинениями Чехова. С другой стороны, и между самими письмами нет ни хронологической, ни особой содержательной связи, хотя Г. Пряхин и его коллега Ив. Жуков зачем-то вводят читателя в заблуждение, утверждая, что во всех письмах идет речь об одном: об интиме.

На самом же деле «интимных тем» Чехов касается лишь в двух из четырех опубликованных в первом томе писем: в первом (от 24/25 ноября 1888 г.) и в третьем (от 27 июня 1890 г.). Второе по счету письмо (от 25 ноября 1889 г.) и вовсе не содержит никакой «клубнички». Так что объяснения гг. Пряхина и Жукова по поводу опубликования названных чеховских писем, да еще под столь претенциозным заголовком — «Антон Чехов : Новый профиль», мягко говоря, малоубедительны.

В текстах Ив. Жукова меня поразило его вопиющее верхоглядство. Так, респектабельный двойник горемычного Ваньки Жукова, похоже, всерьез убежден, что публикацией писем Чехова к Суворину он чуть ли не первым сорвал покров неизвестности с «не зализанного образа писателя. Мол, «эти страницы... целое столетие прибывали в архивах» (орфография «кандидата филологических наук Ив. Жукова»), а теперь «в первом томе нашего издания обретают свободу, выходят на волю» (С. 328)

Как видно, полный тезка чеховского персонажа не в курсе, что российская общественность (научная и не только) давно уже знает, что А. П. Чехов вовсе не был аскетом. Пресловутые письма к Суворину, в которых писатель с исключительной откровенностью рассуждал о женщинах и разных способах физической любви, впервые увидели свет еще в 1991 г. в статье А. П. Чудакова «Неприличные слова и облик классика» (Лит. обозрение. 1991. № 11). Раскрепостить чеховский облик, показать его неодномерность пытались и другие исследователи, например британец Д. Рейфилд — в капитальном труде «Жизнь Антона Чехова» (Лондон, 1997, рус. изд. (М., 2005 и 2007) и наш соотечественник М. Золотоносов — в весьма любопытной монографии «Другой Чехов. По ту сторону принципа женофобии» (М., 2007).

Но г-н Жуков, как видно из его мини-предисловия к чеховской эпистолярной подборке, ни той, ни другой книги не читал, а может быть, даже никогда о них и не слышал. А жаль: тогда он был бы осмотрительнее в своих суждениях.

В общем, и с письмами к Суворину издатели нового чеховского собрания попали пальцем в небо: «новый профиль» Антона Чехова при ближайшем рассмотрении оказался совсем не новым. Сенсации не получилось.

Наконец, как следует из слов г-на Пряхина, воспоминания Бунина о Чехове включены в первый том чеховских сочинений также в полном соответствии с пресловутым «синтетическим принципом». Никто не станет спорить: бунинские мемуары превосходны. И тем не менее я считаю, что им не место в чеховском ПСС. Издательство «Воскресенье» уже не впервые прибегает к такой уловке: например, в ПСС Бунина, которое оно выпустило в 2006–2007 гг., львиную долю страниц занимают воспоминания современников о писателе. Напомню: Бунинское собрание планировалось издать в 13 томах, а потом выпустили еще три дополнительных тома, в которых мемуаров больше, чем новооткрытых архивных материалов. Причем добро бы эти мемуары были библиографической или какой иной редкостью, но ведь они общедоступны, не раз издавались отдельными книгами. И, как видно теперь по чеховскому собранию, издательство и впредь не намерено отказываться от такой стратегии в издании полных собраний сочинений. Оно и понятно: ведь мемуары позволяют доводить каждый том до нужного объема, повышают, наравне с содержательной привлекательностью, его коммерческую ценность и в то же время избавляют издательство от «лишних» расходов, связанных с заказом сопроводительной статьи.

Вывод плачевен. В том виде, в каком издательство собирается выпускать ПСС Чехова и впредь, этому многотомнику лучше бы не появляться вовсе. Потому что иначе, как профанацией культуры это издание назвать невозможно.

Остается только сожалеть о том, что Чехов оказался заложником этой профанации.