Правил он [А. Твардовский], и обычно неопровержимо, приблизительные, случайно подвернувшиеся словечки. Особенно был придирчив к описаниям природы, крестьянского обихода, фронтового быта, того, что сам знал до точки. Вот пример, мне запомнившийся: в повести Айтматова была фраза: «Крепкие, как топором обтесанные, скирды...» Казалось бы, недурно сказано. Но Твардовский правит в верстке: «Гладкие, как гребнем очесанные, скирды...» Как точна и бережна его замена! Не нарушен даже ритм фразы, а образ стал правдивее, точнее.
Как-то он совестил при мне литератора, допустившего оплошность в описании конской упряжи. И когда тот заупрямился — в наших краях-де так было, Твардовский предложил ему: перескажите по порядку, как коня запрягают. И поглядывал на него с укоризной, когда тот путался: седелка, хомут, шлея, уздечка...
<...>
Он развязывает тесемки на папке и открывает первую страницу [рукописи повести С. Залыгина «На Иртыше», которую он признал написанной густо]:
— Только не надо начинать так: «Буранило сильно. Избы по самые крыши замело...» — и тому подобные красоты природы. Все это тысячу раз было. А надо: «21 марта 1931 года в селе Красный Кут сгорел амбар с посевным материалом». И дальше сразу картина — кто как к этому отнесся, что говорил и т. п.