— Простите, я вас перебью. Но, может быть, маститые писатели действительно не нуждаются в редакторе? В литературе ХIX века я что-то вообще не помню такой фигуры — редактора. Я имею в виду не редактора журнала. Редакторами были Пушкин, Некрасов, Салтыков-Щедрин... А обыкновенного редакционного труженика, который бы проверял слова на свет, находил неправильные словосочетания, оговорки, повторы?..
— Мы просто мало знаем о таких редакторах. Наверняка они были. Упомянутый вами Салтыков-Щедрин вспоминал об одном писателе, который поссорился с редакцией журнала «Отечественные записки», перестал печататься там и — вдруг оказался довольно серым автором. Редактор журнала Салтыков-Щедрин говорил тогда о нем: «Не он так хорошо пишет — это мы так хорошо его печатаем». Воспоминания сотрудников этого журнала полны свидетельств того, что редактура журнала была на высоте. Впрочем, известны и знаменитые маленькие оплошности у маститых писателей — вернее, у их редакторов. Штольц у Гончарова всегда звался Андреем Ивановичем, а в одном месте — Иваном Андреевичем. Писатель оговорился. Известно же, что «Обломов» был написан чуть ли не в месяц. И безвестный редактор просмотрел этакую малость. Долгие годы «Обломов» так и переиздавался: Штольц всегда звался Андреем Ивановичем, но один раз — Иваном Андреевичем. Вот как живучи ошибки! Долго не находился редактор, который бы осмелился внести исправление в знаменитый роман.
— А много ли бывает подобных ошибок в современных произведениях?
— В рукописях — чудовищно много. В рукописях даже знаменитых писателей. Могу это утверждать как редактор отдела «Литературной газеты». Некоторые известные писатели цитируют стихи по памяти, исторические имена и даты приводят без проверки. Пусть не обижаются на меня известные писатели: чем знаменитее авторы, тем больше опасность появления подобных ошибок у них. Впрочем, весьма вероятно, они полагаются на редактора, который все помнит, все знает, который обязан сбегать в библиотеку и найти нужные сведения в собраниях сочинений, в энциклопедии. В «Литературной газете» есть специальное бюро проверки. Оно проверяет, насколько хорошо редакторы проверили авторов. Двойной заслон ошибкам. Вот почему — не сглазить бы! — «Литературная газета» одно из самых надежных изданий. По ней можно сверять цитаты, имена, даты.
— А в ваших книжках не было ошибок?
— К стыду моему, в рукописях были. И то, что в книге их, очевидно, не оказалось, заслуга редактора. Здесь мне нужно упомянуть еще одного прекрасного редактора из того же издательства «Советская Россия» — Инну Михайловну Поспелову. Я мог бы сказать «моего» редактора: она редактировала две мои книги — одну в «Советской России», другую в «Московском рабочем». Без всякого бюро проверки она нашла несколько оговорок, ошибок. Мне было бы стыдно перед читателями, если бы они были размножены многотысячным тиражом. Рассказывая увлекательную историю Елисеевского магазина и говоря о доме на улице Горького, в котором он помещается, я вспомнил о князьях Волконских, рассказал о том, что в этом доме побывал Пушкин перед тем, как жена декабриста княгиня Волконская отправилась к своему ссыльному мужу в Сибирь. И при этом я неправильно назвал имя княгини Волконской, спутал ее с другой княгиней Волконской. Редактор Инна Михайловна Поспелова деликатно поправила, внесла исправление в рукопись, не глядя мне в глаза. Инна Михайловна обычно не говорит автору всего того, что она думает. Впрочем, автору солидного возраста и литературного стажа не так уж и просто сказать то, чего он иной раз заслуживает. Инна Михайловна на редкость внимательна. Как редактор я понимаю, насколько это трудно — войти в чужой текст, проверить его на слух, найти в нем дефекты. Работа редактора требует особого качества. Ему нужно сначала примириться с тем, что у каждого автора свой голос, своя стилистика, своя манера выражения. Проще всего отредактировать фразу, которая звучит как-то странновато, и ты не знаешь, не можешь понять, отчего это происходит. В таком случае легче всего сделать ее грамматически правильной, звучащей привычно. И при этом по большей части фраза лишается авторского своеобразия. Но все голоса звучат по-разному! Две певицы, обладающие меццо-сопрано, абсолютно по-разному поют арию графини в «Пиковой даме». Все дело не в тональности, не в высоте звуков — в обертонах. У каждого литератора, имеющего самостоятельный голос, — свои обертоны, делающие его письмо своеобразным. Квалифицированный редактор не разрушит это своеобразие, услышит его. Редактируя текст, Инна Михайловна не спешит браться за ручку с чернилами — она работает карандашом с деликатным, неярким грифелем. Это — черновая правка, проект правки. Она предлагает его автору. И всегда поражаешься тому, как точно поняла она суть мысли, выраженной во фразе, которая, оказывается, была неточна, допускала двойное толкование.
— Она исправляет фразу, редактирует ее?
— Самое интересное, что она уточняет фразу главным образом путем перестановки слов. Иногда благодаря одному этому мысль становится прозрачнее, а каждое слово оказывается на том самом месте, на котором ему положено стоять. Иногда она обнаруживает избыточные слова — тот самый плеоназм, о котором нам говорили на литературно-редакторском факультете полиграфического института. Каждый автор знаком с этим явлением, хотя, возможно, не слышал его научного определения. Но не всегда умеет сам, без посторонней помощи найти его.