16/XII—68 г.
Не подписывают [в печать корректурные листы № 11 за 1968 г.]. Тянут, обещают. Но ни с места.
<...>
18/XII—68 г.
Утром А. Т. отвез письмо Брежневу. Письмо короткое, напоминает о том, что тот обещал ему встречу. «Отлично понимаю, что серьезные события помешали этой встрече, но сейчас, по моему разумению, у Вас может найтись возможность поговорить со мной».
А. Т. очень томился, как он сказал, перед передачей письма, боялся, что с ним будут говорить сухо или даже грубо. Но в приемной его встретили хорошо и разговаривали тоже хорошо, обещая передать письмо Л. И.
А. Т.: — Я сам отвез в приемную, потому что, если бы я опустил его в экспедиции, то оно наверняка попало бы к Демичеву. А ведь известно, что относительно моего имени существует немало предубеждений. И поют там обо мне всякое.
[...]
Потом А. Т. звонил Воронкову и сказал обо всем. Тот очень обрадовался и в ответ сказал А. Т., что на съезде композиторов Брежнев встречался с писателями (Федин, Марков) и тепло отзывался об А. Т. Это совсем возвеселило А. Т., хотя, когда он уезжал, — сказал:
— Я поеду, ребята, я очень устал сегодня. Сегодняшнее утро было для меня тяжелым. Я встал очень рано и все думал, томился.
О возможностях, вероятности встречи он не питает особых иллюзий. Но часто повторяет: я должен был это сделать. Он ведь мог подумать, да ему могли и напеть, что я неподписант [отказался подписать письмо советских писателей чехословацким] и после событий в Чехословакии решил отказаться от встречи. А это не входит в наши расчеты — и мои личные, и журнальные. Надо ведь жить дальше.
Большой русский поэт всю ночь томится: ехать или не ехать в приемную верховного чиновника, боится, что его челядь может сухо с ним разговаривать, даже нагрубить. Как это все-таки ужасно. Ужасно, что еще может быть через пятьдесят лет после революции, которая, по замыслу, должна была прикончить этот страх, такие чувства. Ничего не прикончила, все осталось, как в любом департаменте прошлого века. И это Твардовский, человек, пожалуй, самый независимый из писателей...