Ездили к А. Т. Он прочитал пьесу Шатрова о Брестском мире. Достоинство пьесы в ее непритязательной документальности. Есть модный теперь хор. Но из этого хора выделяются то одна, то другая фигура — солдат, крестьянин и т. п. и читают документы, преимущественно письма, того времени. Очень интересные письма. Шатрову, да и другому писателю так бы не придумать и не сочинить. И этот хор — самое сильное в пьесе.
А. Т., вначале не дочитавший пьесу и отнесшийся к ней кисловато, когда же узнал, что пьеса Шатрова, того самого, что написал «Шестое июля», то воодушевился и сказал: «Тогда дочитаю до конца».
Пьеса и сейчас у него не вызывает восторга, хотя публикацию ее он считает вполне возможной и нужной. Но одно замечание его было для меня неожиданным и очень любопытным.
— В пьесе есть дань старой драматургической схеме, когда дело идет о Ленине. Раньше при Ленине был Сталин, конечно же видевший дальше Ленина и наставлявший его на правильный путь. У Шатрова место Сталина занял Свердлов. И получается нехорошо, и исторически неточно, неверно: теперь уже Свердлов в решающие моменты спасает Ленина. Если бы не Свердлов, могло бы получиться иначе. Ленин наивнее Свердлова, тот глубже, проницательнее. И это решительно портит пьесу.
— Думаю, что с этим справиться нетрудно, — сказал я.
— Возможно. Но что-то надо делать и со Сталиным, в пьесе у Шатрова он ни то, ни се. То произносит вполне правильные и неглупые вещи, то вдруг Шатров намекает, очень осторожно, на ошибочность позиции Сталина. Я понимаю Шатрова, как сложно сейчас выводить Сталина в литературе, а тем более на сцене. Но нам, «Новому миру», не годится давать такого Сталина. Нет уж, наше отношение к нему должно быть более определенным, а не складываться по принципу: «Сталин — сложная фигура, у него были не одни недостатки, но и достоинства». Так сейчас принято говорить. При этом нажим делают на достоинства, а о недостатках (слово-то какое, это о Сталине — недостатки!) — ни звука. Глухие намеки — и то не всегда.
Думаю, что это Шатрову уже труднее высказывать.