Об ошибках в характеристике лиц

6

По ходу своей работы историку литературы (да и не ему одному) приходится постоянно сталкиваться с целым рядом имен — литераторов, ученых, общественных и политических деятелей. Он должен знать характер их деятельности, их идейный облик, идейную эволюцию и т. д. В противном случае ему не избежать грубых фактических — и не только фактических — ошибок.

В учебнике под редакцией П. Выходцева читаем: «Дворянскому периоду русского освободительного движения в связи со столетием со дня восстания декабристов был посвящен ряд произведений М. Слонимского, А. Алтаева, М. Марич, Ю. Тынянова» (стр. 180). Но среди произведений достаточно известного писателя М. Слонимского нет ничего подобного. Вероятно, автор обзора прозы 1920-х годов перепутал его с историком литературы А. Слонимским, который действительно написал книгу "Черниговцы. Повесть о восстании Черниговского полка«1.

В связи с романом О. Форш «Одеты камнем» в том же обзоре говорится о «революционере-народовольце» Михаиле Бейдемане, который в 1861 году был по распоряжению Александра II пожизненно заключен в Петропавловскую крепость (стр. 179). Странные представления об истории революционного движения преподносятся студентам: народоволец в 1861 году!

Говоря о посетителях «пятниц» Я. Полонского, З. Ясинская в статье «В. Брюсов и И. Ясинский» упоминает о К. Случевском, характеризуя его следующим образом: «Бывший гейдельбергский студент, доктор философии и редактор „Правительственного вестника“, — тогда начинающий поэт К. К. Случевский» (Брюсовские чтения 1971 года. С. 404). Дело происходило в 1890-х годах: редактором «Правительственного вестника» Случевский стал в 1891, а Полонский умер в 1898 году. И это в 1890-х годах Случевский был начинающим поэтом? Он начал печататься во второй половине 1850-х годов, ему уже шел шестой десяток, он был автором ряда стихотворных сборников, прозаических произведений, географических очерков. Как же такое получается?

В. Кожинов в статье «О главном в наследии славянофилов» пишет: «Подобные высказывания декабристов, предвосхищающие славянофильство 40-х годов, можно приводить до бесконечности. Любопытно другое: родство по идее самобытности подчас оказывалось для декабристов важнее всех разногласий. Так, член Общества соединенных славян Кюхельбекер в 1833 году гордо записывал в дневнике...» и т. д. (Вопр. лит. 1969. № 10. С. 115). Но Кюхельбекер никогда членом Общества соединенных славян не был.

В книге Е. Тиханчевой «Брюсов о русских поэтах ХIX века» есть глава «Брюсов о Лермонтове». Перечисляя воспоминания о Лермонтове, Е. Тиханчева упоминает и «Адель Гомер де Лиль» (стр. 180). Можно догадаться, что речь идет о жене французского геолога-путешественника Омэр де Гелль, но ведь давно установлено, что ее письма и записки о Лермонтове — литературная мистификация, что они сочинены сыном П. А. Вяземского — П. П. Вяземским.

Автор книги «Лесков — художник» В. Троицкий (М.: Наука, 1974) справедливо отмечает, что писатель на протяжении всей своей литературной деятельности выступал против цензурных преследований. И дальше в подтверждение этой мысли говорится: «В его письмах нередко встречаем резкие нападки на цензоров (например, о Любимове в письме к П. К. Щебальскому от 19 декабря 1870 г.: „Это просто ужасный человек, Аттила, бич литературы“)» (стр. 21). Однако физик Н. А. Любимов, профессор Московского университета и реакционный публицист, о котором здесь идет речь, был не цензором, а одним из ближайших помощников Каткова по «Русскому вестнику», и Лесков жаловался на него Щебальскому в связи с печатанием в журнале романа «На ножах».

В статье К. Григорьяна «Личность и судьба поэта» читаем: «Мы в точности не знаем, например, какие чувства питал Лермонтов к Н. Н. Пушкиной-Ланской...», «В салоне Карамзиных, где встречался Лермонтов с Н. Н. Пушкиной-Ланской...», «Н. Н. Пушкина-Ланская мало знала Лермонтова...» (Звезда. 1974. № 10. С. 195). Как видим, К. Григорьян настойчиво называет фамилию второго мужа Н. Н. Пушкиной. Но к Н. Н. Ланской Лермонтов не мог питать никаких чувств, не мог с ней встречаться в салоне Карамзиных по той простой причине, что Ланской она стала через три года после гибели Лермонтова, в 1844 году.

А вот еще один странный казус. В статье Н. Федоренко «Иакинф Бичурин, основатель русского китаеведения» сказано, что он родился «в с. Акулево Чебоксарского уезда Казанской губернии», и рядом — что он «получил фамилию Бичурин по названию села, где родился» (Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1974. № 4. С. 342). Я не сомневаюсь в том, что Н. Федоренко хорошо знает биографию Бичурина, но как же согласовать эти два сообщения? Вероятно, что-то опущено, и читатель вправе недоумевать.

Удивляет подчас отсутствие любознательности.

<...>

В статье И. Переселяк «Некоторые вопросы теории поэмы в русской критике 70-х годов ХIX века» (Учен. зап. Иванов. пед. ин-та. 1973. Т. 115. С. 32) говорится о «неизвестном критике», отозвавшемся о поэме Я. Полонского «Ночь в Летнем саду». И дальше дается библиографическая ссылка: «ГДб. Внутреннее обозрение // Дело. 1868. № 12. С. 90». Но почему же неизвестный? Это довольно известный журналист и публицист П. Гайдебуров, в 1860-е годы — сотрудник не только «Дела», но и «Современника», «Искры», «С-Петербургских ведомостей». В той же статье (стр. 24) речь идет о критике «Дела» С. Ставрине, а на следующей странице о С. Шашкове, как о разных лицах, но ведь Ставрин — псевдоним Шашкова. Странно, почему некоторые литературоведы не любят заглядывать в справочники, в том числе и такие доступные, как «Словарь псевдонимов» Масанова.