На страницах этого номера PRO есть много рассуждений о том, как надо переводить книги. Есть и контрпримеры: как не надо переводить книги. Черный шар от «КО» получает книга Мишеля Сюриа «Деньги : Крушение политики» / пер. с фр. О. Е. Волчек и С. Л. Фокина (СПб. : Наука, 2001). Весь текст — нагромождение одинаковых относительных местоимений: «И в то же время нет такой толпы — даже самой счастливой, даже самой униженной, — которая не страшилась бы того, что то, что позволит им расстаться с этим стыдом или с этим унижением, не оказалось бы чем-то еще похуже». Или: «Что вырисовывалось в тени того, прибытия чего ожидали при полном свете, захватывает сегодня всю власть».
В книге масса отвлеченных существительных, и они все время производят какие-то действия, чего им на русском языке (в отличие от французского) делать не стоит. Например: «Политические круги имеют власти ровно столько, на сколько господство согласилось им ее временно переуступить. Пусть пока переуступит. Но переуступит ровно на тот срок, пока господству не покажется, что оно в состоянии владеть властью в одиночку; на таком условии оно соглашается еще на формы, в которых долгое время представала политика...» и проч.
Сходным образом в книге упоминается «революционное желание», которому «приходилось иметь дело с предательством»; торговля, которая «сразу поняла, что располагает пространством». Рассуждение об абстрактных понятиях, за которым не стоит никакого содержания (оно «улетучивается», «испаряется» по ходу развития фразы): «С того момента, как речь зашла о прозрачности, она зашла, хотя это и не сразу было понятно, об этом равенстве, которому капиталу приходилось себя подчинять, препятствуя тому, чтобы некоторые, используя методы, благодаря которым им всегда удавалось его накапливать, заставили в ней усомниться». Не будем говорить о нехорошем соседстве «некоторых» с «которыми»; интереснее другое: кто эти «его» и «в ней» в конце фразы; размотав ее назад, с трудом понимаешь, что это «равенство» и «прозрачность», но вот уже сообразить, в чем заключается смысл этой фразы, — задача почти неразрешимая.
Переводчики, впрочем, виноваты в провале лишь частично; они старались, делали что могли; сама книга (бесконечное антибуржуазное словоизвержение) топчется на одном и том же месте, оперирует тремя-четырьмя понятиями, которые употребляются во всех возможных формах; типичный пример стиля и мышления автора — фраза (к тому же горделиво выделенная в тексте курсивом): «Сегодня вся власть принадлежит тому, кто обладает властью». Сильно сказано.