— Как вы относитесь к советской школе перевода и к тому, что от нее сегодня осталось? Общепризнано, что советская, а до этого — российская школы перевода были одними из сильнейших. Как сейчас обстоит дело с поэтическими переводами? Есть ли школа, есть ли молодые, подающие надежды переводчики?
— Наверняка есть. Свято место пусто не бывает, я думаю. Хотя если посмотреть под углом того, что снимаешь с магазинной полки, то дело обстоит порой совсем грустно. Когда-то в переводе существовала довольно высокая конкуренция. Издавая, скажем, «Потерянный рай» Мильтона, издатель должен был выбрать, печатать ли ему Штейнберга или, условно говоря, Васькина. Конечно, он выбирал перевод Штейнберга, преимущество которого очевидно для всякого, понимающего в поэзии. А сейчас издатель смотрит только на имя. Мильтона будут покупать? Будут. Шекспира будут? Будут. А какой это перевод — для них не так важно. Если переводчик малоизвестен, еще лучше. Чтобы напечатать старый перевод, нужно договариваться с наследниками, платить им деньги. А чтобы напечатать новый, часто дилетантский, перевод, вообще не нужно платить. Автору достаточно удовлетворенного честолюбия. Он еще и спонсирует это издание. В результате мы снимаем с полки классических авторов в плохих переводах. В этом смысле ситуация ухудшилась.