У ряда литераторов принято порицать редакторов, как принято порицать критиков. В этом отношении у редактора и критика — общая судьба. Некоторые авторы охотно сваливают вину за свою плохую работу, во-первых, на редактора, который якобы испортил книгу, а во-вторых, на критика, который, видите ли, не отметил положительных сторон его плохой книги. Пора покончить с таким отношением к редактору и критику.
Существует предрассудок, что в обязанности редактора входит вписывание в редактируемую книгу целых абзацев, а иногда и страниц, что редактор должен собственноручно исправлять, улучшать стиль книги. К сожалению, у нас бывало и так, что опытный писатель вместо редактирования, по существу, дописывал или переписывал книгу молодого. Эта ненужная добродетель приносила большой вред: молодой человек, за которого дописали книгу, не приучался работать самостоятельно и искал нового «благотворителя», который бы за него дописал и вторую книгу. Если таковой не появлялся, то вторая книга так и оставалась недописанной, даже по выходе ее в свет. Все эти переписывания и дописывания порождают среди некоторой части литераторов нездоровые, иждивенческие настроения. Многим из редакторов приходилось в ответ на предложение внести в рукопись те или иные изменения услышать от автора рукописи такого рода любезный ответ: «Исправьте сами, я вам вполне доверяю...». Недобросовестно и вредно навязывать редактору весьма, весьма неприятную роль вынужденного соавтора-няньки.
Давайте поговорим сейчас о мастерстве редактора — первого читателя и первого друга-помощника книги. Конечно, речь идет об умном, талантливом редакторе, и никто не будет спорить, что у нас еще есть достаточно плохих, бесталанных редакторов, как есть еще достаточно плохих поэтов, критиков, прозаиков, драматургов...
Мне хочется сказать несколько слов о своем опыте, о своей счастливой встрече с умными и талантливыми редакторами.
Когда я задумала писать монографию о К. Федине, мне захотелось поделиться своими соображениями с критиком В. Смирновой, которая хорошо, всесторонне знает творчество Федина. У нас возникли увлекательные разговоры и споры о характере писательско-литературной дружбы, о проблеме положительного героя, о сюжете и композиции, о том, как надо показывать в монографии общественно-литературный фон и пр. Мы отнюдь не были во всем согласны, но и это несогласие по-своему обогащало нас обеих. Еще тогда мы условились, что Смирнова будет редактировать мою будущую книгу, и я до сих пор вспоминаю с благодарностью и радостью о тех беседах, которые велись нами впоследствии по поводу каждой главы рукописи.
<...>
Мне представляется, что мастерство редактора — это и есть умение быть творческим собеседником, т. е. другом-помощником, который способствует развитию в книге хорошего, сильного и преодолению неверного, слабого. Причем и развитие и преодоление не только не должны ущемлять индивидуальность того или иного автора, но должны всячески помогать наиболее полному и лучшему выражению этой индивидуальности.