Галлай, внимательно относившийся к сделанным по его рукописи замечаниям, совершенно не выносил, когда его начинали править, стремясь «пересказать» на свой лад. Несколько раз на моей памяти он просто забирал написанное, обнаружив в верстке, что над его вещью поработали ретивые редакторы, одержимые зудом правки, причесали ее в соответствии со своим вкусом.