Загулиа [так прозвали заместителя заведующего отделом публикаций, часто подписывающего письма за Г. Д. Гулиа] выкатывается [из кабинета заместителей главного редактора] исполнять распоряжение, пропуская в кабинет самого Александра Борисовича Чаковского. Чак без пиджака, поверх светлой тенниски — подтяжки, в вытянутой руке — раскуренная сигара. Ею он выбирает полосу на стене, подходит поближе, впивается в набор:
— Зачем здесь это «ибо»?
Чак любит демонстрировать особую чувствительность к стилистике. Однажды на летучке, повозмущавшись перебором в газетных материалах слова «размышление», твердо объявил на него мораторий. Другой Александр Борисович — Борин — из зала осторожно спрашивает:
— А «раздумье» остается?
Чак повторяет свою любимую байку про художника Налбандяна. Тот привык писать портреты Сталина, преимущественно во весь рост. И надо же, не мог сразу сообразить, чего от него потребовал ХХ съезд партии. «Я понимаю, — говорил Налбандян, — что Иосиф Виссарионович не должен теперь находиться в центре картины. Ну так я буду его немножко отодвигать в сторону».
Понятно, что и раздумьем придется пожертвовать.
В начале 1975 года, на пике популярности богомоловской повести «В августе сорок четвертого...», Александр Борисович при обсуждении планов ближайших номеров неожиданно напустился на словечко «задействовать», которым так лихо разбрасывались герои Богомолова и сам автор. Распорядившись разобраться с этим уродливым словцом, Чак отбыл на Цейлон, прямиком из зимы в лето, с солидной государственной делегацией. Неделю главного редактора не было на месте. И пока мы звонили в Институт русского языка, где за Богомолова заступились всем авторитетом своей науки, пока консультировались со стилистами из Московского университета, которые тоже ничем не могли нам помочь, Чак, должно быть, в благорастворении попивал настоящий цейлонский чай в тени душистых экзотических зарослей. Но как только государственный путешественник появился в редакции, первый его вопрос был: где материал против Богомолова?
И вот Чаковский в подтяжках и с сигарой допытывается:
— Зачем здесь «ибо»? Почему нельзя написать просто «потому что» или «так как»?
Тертерян делает вид, что внимательно вчитывается в текст.
— Сейчас исправим, Александр Борисович.
Чаковский, сделав дело, удаляется. Тер разводит руками:
— Зачем, зачем? Затем, что здесь от всех этих «потому что» и «так как» рябит в глазах.