Посылаю ужасную корректуру на Ваше имя потому, что если бы ее увидел Вукол Михайлович [Лавров, издатель журнала], то проклял бы меня и по-русски, и по-польски, — а там ведь есть по этой части хорошие изречения. Мне положительно совестно перед Вами и Вуколом Михайловичем за эту невероятную корректуру, — но фельетоны и рассказы для журнала, — не одно и то же. Новая корректура положительно необходима. Я настоятельно прошу записать все расходы на мой счет по этому делу. Сделайте одолжение — снимите с моей души этот грех. Теперь рассказ [«Грехи тяжкие»] вполне переработан и цельней, чем разделенный на два фельетона.