1374
Ctrl

Виктор Драгунский

Из рассказа «Бесконечный список»

1959, 10 февр.

...Мы улеглись в постели. Спать не хотелось. Видимо, поэтому Юра предложил:

— Рассказал бы кто-нибудь что-нибудь страшное...

— Да, — сказал Алеша.

Выходило, что рассказывать надо было мне. Я взял с полочки книжку Пушкина.

— Слушайте, черти. «Бесы».

— Кого?

— А. С. Пушкина, темнота!

Раскрыв книжку, я с чувством начал читать:

Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Антумь чон, обен онтум.

— Погоди, не торопись, — сказал Алеша. — А где рифма?

— Какая рифма? — вмешался Юра.

— Обыкновенная, — ехидно сказал Алеша. — Розы — морозы. Кровь — любовь. Луна — целина. Это ведь Пушкин, а не Евтушенко. Должна быть рифма!

— Валяй еще раз, — посоветовал Юра. — Может она с разбегу выскочит, рифма эта!

Я прочел еще раз:

Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Антумь чон, обен онтум.

— Это, наверное, неопубликованный кусок из поэмы «Цыгане», — глубокомысленно изрек Алеша. — Антумь чон! Ясно. Пушкин для колорита вставил несколько слов на цыганском языке.

Но тут Юра хлопнул себя по лбу.

— Я вспомнил! — крикнул он. — Антумь чон, обен онтум! Это из книги «Спартак». Латынь! Это начало речи взбунтовавшегося Спартака!

— А против кого он взбунтовался, твой Спартак? — поинтересовался Алеша.

— Против «Динамо»! — Юра завернулся в простыню, как в тогу. — Обен онтум! Латынь. Я утверждаю это как будущий врач. Дикси. Что в переводе означает: «Я закругляюсь».

Им хорошо было шутить, но мне было не по себе.

— Обен онтум, — бормотал я. — Антумь чон! Только что было так хорошо, все было ясно, и вдруг на тебе! Антум — онтум! Полное затемнение, и под ложечкой что-то тянет...

Но тут случайно я взглянул на последнюю страничку книжки.

— Ура, ребята! — радостно закричал я. — Все ясно! Вот! Здесь вклеен листок! Смотрите! Написано: «Список опечаток». Ну, конечно, так и есть! Слушайте: «Третья страница, четвертая строка сверху набрана по ошибке справа налево. Следует читать: „Мутно небо, ночь мутна“, а не „Антумь чон, обен онтум“, как непочутуни».

— Ах, вот оно что! — обрадовался Алеша, вырывая у меня книжку.

Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.

— Вот как надо читать, — сказал он, заглядывая в примечание, — а не так, как непочутуни.

— Какие еще непочутуни? — грозно спросил Юра.

— Спокойно! Вот дополнительный список опечаток. Оглашаю: «В примечание вкралась опечатка. Вместо слова „непочутуни“ слудеет чатить „напечатано“».

— А что такое «слудеет чатить»?! — закричал я во все горло.

— Есть еще примечаньице! — прорыдал Алеша. — Вот, пожалуйста: «Вместо слов „слудеет чатить“ читайте „следует читать“». Граждане! Шлите ваши отзывы об этом издании на фабрику книги № 1. Дуракция«.

— Кто, кто?! — вскричали мы с Юрой хором.

— Дуракция! — отвечал Алеша. — А что? Вы не знаете, что это значит — «дуракция»? И я не знаю. Может быть, дирекция, а может быть, редакция... Но я устал от этих кроссвордов, — добавил он, ложась. — Мне завтра в утреннюю смену. Юра, будь любезен, сапоги всет.

Юра прошлепал к выключателю и погасил свет.

Потом улегся и вежливо сказал:

— Псокойной чони!

И через две секунды хразапел.

ПРИМЕЧАНИЕ.

На мой взгляд, этот рассказ правильно ставит вопрос об огромном количестве опечаток, допускаемых нашими издательствами при выпуске новых книг. Особенно меня возмутило то обстоятельство, что и наш журнал не может избавиться от этого недостатка: последнее слово в рассказе нужно читать не «хразапел», а «захрапел». Заверяю читателей, что больше подобные факты не повторятся. ДРОКОКИЛ.