Об устарелости аппарата и состава тома 13 Полн. собр. соч. В. Г. Белинского (Л., 1948) и ошибках его редакторов

Ваше мнение о последнем томе Белинского [т. 13 Полн. собр. соч. В. Г. Белинского. Л., 1948] очень близко моему1. Я написал даже большую рецензию, но она так и осталась в моем столе, ибо Н. Ф. Бельчиков так и не рискнул предложить мне место в «Советской книге» даже под псевдонимом [Н. Ф. Бельчиков был заместителем главного редактора этого журнала]. В. С. Спиридонов сделал большое дело, доведя полное собрание сочинений Белинского до конца [т. 1–11 Полн. собр. соч. В. Г. Белинского были изданы под ред. и с примеч. С. А. Венгерова в СПб. в 1900–1917 гг. Т. 12 и 13 вышли под ред. В. С. Спиридонова в 1926 г. в Москве и в 1948 г. в Ленинграде], снабдив его указателями и примечаниями. Но ни одной строчки он не захотел изменить после 1936 г. в наборном экземпляре рукописи ХIII тома. Поэтому в том не попали новые публикации текстов Белинского, в предисловии не отмечены неверные атрибуции Полякова [М. Я. Поляков, литературовед, автор публикаций о Белинском, Гончарове, Некрасове и др.], в примечаниях не учтены комментарии Благого и Лаврецкого к «Избранному» Белинского [в 3 т. М., 1934–1941]. Поэтому не отмечены в томе и публикации самого Спиридонова за время с 1936 по 1947 г. В томе много того, чему место только в разделе «dubia». Три-четыре вещи Белинскому явно не принадлежат — их совсем следовало бы изъять из издания. Не хочу полемизировать с архаической методологией и фразеологией примечаний. Старик заслуживает благодарности безотносительно к тому, что мы с вами эту работу выполнили бы тоньше и актуальнее. «Лучшее — враг хорошего» — вот принцип, которого я никогда не признавал прежде, но на котором стабилизируюсь сейчас.

Но никаких смягчающих оговорок не найти для беспардонной халтуры, выпущенной под фирмой Н. Л. Бродского [профессор МГУ] и под названием «Белинский и его корреспонденты» [М., 1948]. Начать с того, что он не понимает, что издается архив Белинского, а не случайные автографы его корреспондентов. Не понимает, что нельзя обойти вопроса о судьбе этого архива, о публикации других его частей Пыпиным и Ляцким [Пыпин А. Н. Белинский, его жизнь и переписка: в 2 т. СПб., 1876; 2-е изд., доп. и с примеч. Е. А. Ляцкого. СПб., 1908] (нет даже ссылки на эти публикации!). Комментарии на уровне «Русской старины» 80-х годов. Что ни слово — то ошибка, что ни неясность — то и не разъяснено. Мозги не ворочаются даже для обыгрывания таких документов, как записочка Ир. Введенского [переводчик, историк литературы], как последние письма Лажечникова. Появляются совсем мифические корреспонденты вроде Надежды Щепкиной (у Щепкина дочерей звали Вера, Александра и Фекла). Я не выдержал и написал большое письмо к Николаю Леонтьевичу [Бродскому], в котором излил свои чувства. Заодно указал ему (это почему-то проморгал в своей рецензии Н. И. Мордовченко), что эффективная концовка книги Полякова много выиграла бы, если бы он не спутал Боткина с Бакуниным. У Полякова провожает Белинского из Москвы и благословляет на новую жизнь именно Бакунин (имя его повторено трижды, так что это не описка). Трудно придумать что-нибудь более невероятное! Видимо, Поляков пользовался первым изданием воспоминаний Панаева, где вместо «Боткин» стояло «Б». Ну, а расшифровать «Б» как Бакунин куда острее, чем «Боткин», хотя персонаж и лысый, и сентиментальный. Пушкин мечтал когда-то о «Revue des bévues» [«Обозрение ошибок»]. Вместе с Поляковым я объединил бы там и П. Н. Беркова. Читал я его юбилейную характеристику Десницкого — и умилился, узнав, что самый ценный труд этого отца советского литературоведения — «неизданное описание инкунабул собственного собрания». Я нисколько не утрирую — перечтите этот опус [Берков П. Н. Профессор Василий Алексеевич Десницкий (К 70-летию со дня рождения) // Вестник Ленингр. ун-та. 1948. № 2] сами.