— Часто ли вам встречаются в переводимых книгах неясные ситуации, предложения, фрагменты текста?
— Бывает. Если информационные ресурсы не дают ответа, без додумывания не обойтись — идешь от контекста: что здесь уместно и что мог иметь в виду автор. <...>
Отдельная тема — каламбуры. Была такая история: собралась компания русских и французов, моя подруга выступала в роли переводчицы, и один русский рассказывал анекдоты типа: «Ай, генацвале, русский язык — трудный язык. „Ананас“ пишется вместе, а „мы ее“ — почему-то отдельно» — и все требовал перевести на французский. Когда автор играет на этимологии, семантике или чистом звучании слова, нужно это вовремя сообразить и не перевести, а переписать. При этом читатель твоего подвига не заметит, а восхитится мастерством автора, который так изящно провел метафору.
— А редакторы как относятся к таким подвигам?
— Бывает, многоопытный редактор указывает на какую-то фразу: «Тут непонятно», — на что отвечаешь: «И у автора непонятно». А редактор говорит: «Автору все можно, за неясность обычно винят переводчика». В таких случаях обнажается глубинное метафизическое противоречие, которое скрыто в любом акте перевода. Перевод — всегда интерпретация, которую переводчик поневоле навязывает читателю. Но и таксист навязывает пассажиру свой маршрут — однако на такси люди ездят, и даже с Казанского на Ярославский через МКАД... В переводе стихов эта проблема обнажена до предела, ведь поэзия — это не «про что», а «как». В ней много значат внесодержательные моменты: ассоциативное поле метрики и лексики в другом языке не работает, надо искать аналог. Переводчик постоянно находится между молотом и наковальней. Кстати, великие редакторы славны тем, что, не глядя в оригинал и иногда даже не зная его языка, безошибочно угадывают места, где переводчик наврал или смухлевал.