Главная тяжесть, должно быть, от книги, которая почти что месяц безответно лежит в редакции, где с ней что-то делают злые люди. Собственно, делать они пока ничего не могут, но они думают о ней грубо и небрежно, и это преследует меня, — вплоть до физической жалости к рукописи, к 220 страницам, отпечатанным на машинке. Все-таки я почти никогда не теряю сопроводительного ощущения, что жить хорошо и интересно и вообще стоит того. Я теряю это ощущение только когда переутомление превышает у меня ту норму переутомления, которая принята в нашем быту.
Мы пишем и знаем, что бывают разные случаи: книгу не примут и ничего не заплатят, заплатят аванс и не напечатают, заплатят 60% и не напечатают; не напечатают — и заплатят все, продержат полтора, два, три года и напечатают. Во всех случаях попутно на нас будут кричать, и, во всяком случае, радости не будет. Ни в одном из всех возможных случаев не будет ни тени радости.
С того момента, как я сдала рукопись [видимо, книги: Гинзбург Л. Я. Агентство Пинкертона : роман. М.; Л.: Молодая гвардия, 1932. 188 с.] и получила первые намеки на «необходимость серьезной переработки», — мною утрачены все отрадные ощущения: ощущение сделанного дела, ощущение удачи, ощущение открывающихся возможностей. Мне только скучно оттого, что нечего делать, и противно оттого, что люди, не заслуживающие доверия, по-хозяйски роются в словах, которые я написала. Остаться с документально-детективным романом на руках не почетно и не трагично, а глупо. Не говорю уже о деньгах. Я как-то полгода писала заведомо бесплатную статью о Прусте. Но есть книги, на которых даже с историко-литературной точки зрения необходимо заработать, — это своего рода жанровый признак.