Редактор о причинах книжного брака

Для того чтобы требования к редакторам могли быть реализованы, надлежало бы сговориться перво-наперво по весьма принципиальному вопросу — о современной роли редактора. Мне не представляется здесь все таким гладким и ясным, ну хотя бы потому, что развернувшаяся в «Литературной газете» дискуссия обнажила, по существу, две противоположные точки зрения современного редактора, выражающие завышенные и заниженные требования. Эти точки зрения, как правило, подтверждаются фактами из практики нашего книгоиздательского дела, вплоть до исключительных, когда редактора обязывают издавать рукопись в приказном порядке. И тем не менее мне кажется, что спорящие иной раз отклоняются от остроты разговора. По мнению одних, следовало бы повысить роль редактора вплоть до вынесения его имени на титульный лист, на всеобщее обозрение, предлагая тем самым редактору разделять на равных с писателем и честь, и ответственность. По мнению других, редактор один ничего не может сделать. Да и вообще мы, издатели, что, — всё они, писатели, сладу с ними нет! А кто делает из людей весьма скромных литературных способностей писателей? Разве не те же издатели? Автору услужливо издают одну, вторую, третью книги, и он, уверившись в себе, без тени сомнения «идет в союз». «Шагает в литературу». Спору нет, первое и последнее слово всегда было и остается за писателем. «Приговор» своему произведению выносит прежде всего он сам. Никакая хорошая редактура не в состоянии сделать из плохой рукописи достойное высокого внимания художественное произведение. Все это вещи элементарные, которые мы вынуждены тем не менее периодически напоминать друг другу.

Не подводит ли дискуссия таким отклонением к знаменитому «замкнутому кругу» — дайте хорошую рукопись, будет хорошая книга? При наличии только высококачественных рукописей редакторская роль была бы облегчена; при обилии же рукописей, среди которых есть и те, что обещают стать достойными книгами, и те, что грозятся стать «нерентабельными» в духовном плане, роль эта значительно затруднена. А мы, издатели, обязаны предопределить качество нашей продукции по рукописям, а не по вышедшим уже книгам. Так следует подходить к нашему ГОСТу, который все-таки существует. Так вот, признаем ли мы эту роль, а коль признаем, то что под нею подразумеваем? Редактора ли, литературного правщика преимущественно, безволие и безликость которого пытаются оправдать некими объективными факторами? Или же должны видеть в редакторе подлинного сотворца книги, соучастника наряду с писателем современного литературного процесса? Все другие вопросы, рассматривающие внутрииздательские частности, весьма принципиальные (те самые «невидимые миру слезы»), вытекают из этого — основного.

Я склонна принять сторону тех, кто стоит за повышение роли редактора, за бо́льшую свободу его действий, подлежащих постоянному контролю общественности, что, разумеется, ничего общего с произволом не имеет. Признание такой роли влечет за собой доверие к редактору как со стороны писателей, литературной общественности, так и руководства издательств. И это, думается, главное. Кроме того, такая постановка проблемы потребует от самих редакторов более серьезных и глубоких раздумий о том, что при коллективном руководстве нельзя забывать о персональной ответственности.

Лет десять назад, когда оживленно обсуждался вопрос о редакторе, было высказано немало интересных соображений и предложений, требующих внутренней перестройки художественных редакций. Однако с тех пор мало что изменилось, и трудно ожидать коренной перестройки в ближайшее время. Ну, а если и ожидать, то не сложа руки — сама жизнь ищет и подсказывает выход. Я склонна признать, что роль редактора не только возросла, но и видоизменилась под действием того же литературного процесса и условий, в которых находится редактор. Если десятилетием-двумя ранее редактор мог спокойнее совершенствоваться в «технологии» своего дела, то сегодня он не может не учитывать и другого: более активных писательских поисков, и если редактор не помогает писателю в этом, значит, он просто плохо справляется с предложенной ему временем ролью.

Короче говоря, нечего ждать, когда на редакторский стол свалится метеорит небывалой величины. Подобно геологу, разведчику недр, надобно смелее отправляться на поиски, брать на себя труд делать шаг навстречу писателю. Нет и не может быть никаких других критериев в оценке того или иного писателя, того или иного редактора, какими бы благими намерениями они ни руководствовались, кроме вышедших под их именами книг.

И предать это забвению — сознательно или бессознательно — либо прикрываться демагогическими заявлениями, будто бы и не идущими вразрез с основными издательскими требованиями, ничего большего не означает, как то, что мы устраняемся от серьезности в понимании очень серьезных вещей, в том числе и роли редактора. Роли, которую с честью несли наши великие редакторы Пушкин, Некрасов, Гоголь, Тургенев, Герцен, Толстой, Чехов, Короленко, Горький. Они, конечно же, прежде всего, были писателями, но и как редакторы были неразрывно связаны с судьбой своего народа, отечественной литературы, были активными участниками идейной и литературной борьбы своего времени. И у них должно прежде всего учиться многотрудному и тонкому искусству редактуры, творческому поиску, как учатся у своих великих учителей современные писатели.