В. Очеретин. Проблема, о которой я хочу, Николай Дмитриевич, говорить, волнует не только меня. В этом я еще раз убедился, прочитав недавно на страницах «Литературной газеты» (№ 28, 1974) диалог Д. Гранина и Д. Хренкова.
Партия призывает нас, писателей, активнее вторгаться в жизнь, рассказывать о буднях нашего народа, о его замечательных делах. Семимильные шаги научно-технической революции, когда вчерашнее становится давнишним, когда люди нашей индустрии (а на Урале мы это особенно чувствуем) сегодня уже не такие, какими были вчера,— все это чрезвычайно увлекательно, захватывает каждого социально активного литератора. Но что, если вам в книжное издательство принести сегодня нечто вроде «Брусков», «Не переводя дыхания», «Время, вперед!», то есть злободневную — с пылу с жару — рукопись, созданную со всей страстностью гражданина по горячим следам событий? Ведь издательство включит ее (в самом оптимистически возможном случае, когда она в принципе приемлема) в план редакционно-подготовительной работы на 1976 год, в план производства 1977 года, и в магазинах книга появится в 1978 году. Так?
Н. Еремеев. Нет, Вадим Кузьмич, вы несколько растянули время издания шедевра. У нас, действительно, сверстан и утвержден план на 1975 год. Но ведь, согласитесь, шедевров не так много. А для исключения разговор особый. Ныне любое издательство имеет возможность выпустить такую книгу в
В. Очеретин. Следовательно, для шедевра, как вы говорите, издательство может обеспечить «зеленую улицу». Возможности имеются. Так?
Н. Еремеев. Да, имеются. Но обычная рукопись, с которой предстоит поработать, пройдет приблизительно тот путь, который вы нарисовали. И этот путь, я с вами согласен, весьма длителен. Об этом же, кстати, говорил и Д. Гранин: «Не просто издать, а поскорее».
В. Очеретин. Вот видите, я ничего не придумал, путь рукописи от писательского стола до читателя очень длинен. Вы сами это понимаете. Работа над животрепещущей книгой небольшого объема, с сюжетом, с определенно прорисованными действующими лицами, с продуманной на основе жизненных впечатлений концепцией, при хорошей работоспособности автора займет год, если не больше. Писатель, мучаясь над своим детищем, уже в процессе работы часто видит, как стремительно жизнь его обгоняет. Особенно в смысле роста технических знаний, культуры, бытового устройства наших сограждан. Да еще издание книги — два-три года... Неужели нынешние писатели обречены отображать только день вчерашний?
Н. Еремеев. Не понимаю, почему вчерашний? Мы в издательстве стремимся издавать прежде всего произведения о современности.
В. Очеретин. И все-таки любая рукопись, даже самая оперативная, самая злободневная, утрачивает свою свежесть, если ее выход в свет задерживается. Старики-писатели рассказывают, что до войны книга выходила через несколько месяцев после окончания работы автора над рукописью. А теперь? При колоссальном росте полиграфической промышленности, которая совершенствуется из года в год... Не видите ли вы здесь противоречия?
Н. Еремеев. Это противоречие понятно и вполне объяснимо. Сам процесс печатания книг стал короче. А в скором времени полиграфическая промышленность еще более преобразится от внедрения техники, управляемой электронно-вычислительными устройствами. Но время нахождения рукописи в редакциях не сократилось, а даже увеличилось. Сейчас с рукописью работают скрупулезнее, основательнее. Какой материал при этом отсеивается? Который легковеснее. Наиболее весомый идет в производство. Кто пострадал от того, что материал, полежав в редакционном портфеле, отправляется в архив? Один автор. Читатель же в выигрыше: он получил более добротную продукцию. Логично?
В. Очеретин. Так-то оно так. Но, позвольте, почему весомый материал должен лежать в редакционном портфеле, а не идти оперативно в производство? Разве для того, чтобы понять, актуальна или не актуальна рукопись, нужны месяцы? Добротное видится сразу. А раз так, нечего такому материалу лежать в пухлом портфеле.
Н. Еремеев. Нет, чтобы материал был добротным во всех отношениях, нужно время. Нескончаемым потоком идут сегодня авторские работы в издательство. К сожалению, в этом потоке редко — очень редко! — встречается что-то похожее на «Время, вперед!». Вы, как редактор журнала, знаете это по своему опыту. Рукописи, как правило, должны серьезно дорабатываться. А для этого требуется не месяц и не полгода. И, наверное, поэтому в редакции журнала «Урал» рукописи обрабатываются по два-три года. Но ведь журнал должен быть гораздо более оперативнее издательства. Не так ли?
В. Очеретин. Ну, положим, два-три года — большая редкость в наших журналах. Мне кажется, что вы, Николай Дмитриевич, все пытаетесь найти оправдания издательской неоперативности где-то на стороне. Давайте толковать об издательских делах.
Н. Еремеев. По-моему, только об издании книг я и веду речь. Ну а если и вспомнил о журнале, то это только для сравнения... Так вот, вы приводите в пример предвоенные годы, когда, дескать, быстрее выходили книги. Но ведь и число-то их было небольшим. В тридцатых — сороковых годах на русском языке выходило примерно сто стихотворных книг в год, ныне таких книг появляется в год около тысячи!
Далее. Число читателей значительно увеличилось, а значит, возросла и ответственность автора и издателя за выпускаемые произведения. В 1970 году средний тираж одной художественной книги составил почти 61 тысячу. 61 тысяча судей! К тому же каждую книгу прочтет не один человек. Какого же качества должна быть эта книга, чтобы рассчитывать на внимание такого круга людей?! Полиграфическую машину усовершенствовать проще. Человека же заставить думать в десять раз быстрее (или хотя бы в два раза) гораздо сложнее... Я согласен: технологию подготовки книги надо шлифовать, ужимать. Для этого есть резервы и у редакционных работников, и у сотрудников типографии. Но превращать сокращение времени издания в самоцель нельзя. Важнее содержание книги, ее качество.
В. Очеретин. Автор задумывает произведение на свой риск и страх. Договор с издательством заключается только при наличии и одобрении рукописи. Почему не бывает социальных заказов на книгу? За двадцать пять лет своей литературной работы я получал только единожды заказ на публицистическую брошюрку в два листа. Да еще бывают заказы на юбилейные издания — очерки к какой-нибудь торжественной дате...
Н. Еремеев. Извините, Вадим Кузьмич, я вас перебью. Вы несколько неточны. Не автор пишет произведение на свой страх и риск, а издательство заключает договор с писателем на, так сказать, «кота в мешке». У нас почти нет фактов, когда бы договор составлялся при наличии готовой и одобренной рукописи. Как правило, договор заключается, когда рукопись в работе или даже ее нет в «чернильнице». Нередко автор вместе с редактором обсуждают план будущего произведения. В отношении социальных заказов вы тоже допустили неточность. Возьмите серии книг нашего издательства «О времени, о поколении, о себе», «Будь мужчиной», «Ленинская гвардия Урала», «Библиотечка юного географа», «Библиотечка юного историка», «Рабочие династии Урала», «Юноша и закон» и т. д. Все книги в этих сериях написаны по заказу.
Не один десяток авторов у нас выполняет социальный заказ, но многие из них не сумели его выполнить. Они получили гонорар от издательства. Им всячески помогали, создали все условия, чтобы появилось нужное произведение. Но не все писатели оказались творчески состоятельными. А ведь мы — хозрасчетная организация, допускать материальные издержки нам противопоказано. В целом практика социальных заказов себя оправдала. Мы и впредь будем пользоваться такой формой связи с писателями. И даже сию минуту, пользуясь случаем (пусть «Литературная газета» и ее читатели будут свидетелями!), делаю вам, Вадим Кузьмич, официальное предложение: напишите нам повесть, роман. Выбирайте любой жанр. Напишите произведение о нашем современнике, о советском образе жизни, о героической деятельности партии, о рабочем человеке — словом, о том, о чем вы призывали написать на Всесоюзном совещании писателей, проходившем в Свердловске несколько лет назад. Если согласны, сегодня же заключаем с вами контракт.
В. Очеретин. Ловлю вас на слове, я готов подписать с вами контракт, но при условии, что рукопись сразу пойдет в работу... И поскольку вы меня перебили, то позвольте продолжить свою мысль. Итак, если план у издательства на будущий год сверстан (обычно в середине предыдущего года), то книга ставится в план редакционной подготовки следующего. Время идет. Бывает, что редактор книги специально думает, какую доработку рукописи предложить автору, чтобы в оттягивании сроков не слишком выпячивалась невозможность издать книгу быстро (дескать, и автор еще не справился). Бывает, что издательство по разным причинам просто откладывает выпуск книги еще на год (замена другой, для удобства выполнения плана по тем или иным показателям). Разумеется, я говорю прежде всего о книгах новых, злободневных, беспокойных, с которыми надо повозиться. Переиздания обычно идут «зеленой улицей» — им бы только попасть в план.
Н. Еремеев. Может быть, вы еще не знаете, Вадим Кузьмич: сейчас права издательства в области планирования значительно расширены. Прежде годовой план выпуска литературы утверждался по названиям с разбивкой по кварталам, было строго определено, в каком квартале та или иная работа годового тематического плана должна выйти в свет. Изменение можно было вносить по разрешению Госкомиздата не позднее чем за 45 дней до истечения квартала. Нарушив этот порядок, коллектив лишался премии. Теперь издательство само определяет, какую книгу в каком квартале выпустить. И затем 20 процентов от общего годового выпуска в печатных листах-оттисках дают издательству как резерв для выпуска злободневных и весомых произведений. На мой взгляд, этот процент следовало бы увеличить до 30. Потому что жизнь наша полна бурных событий, неожиданных поворотов, открытий, оригинальных починов, перспективных опытов. Не только газеты и журналы призваны оперативно отражать жизнь, но и «тяжелая артиллерия» — книги должны соответствовать духу дня, ни в коем случае не отставать в освещении волнующих проблем современности. Предугадать, что будет через год или даже через полгода, порой бывает невозможно. И потому для большей гибкости, оперативности, для того чтобы годовой план изданий не оказался железными шорами, барьером в выпуске высококачественной литературы, я бы увеличил процент резерва с 20 до 30. Но говорить о том, что в нынешних условиях невозможно создавать литературу, отражающую наше сегодняшнее время, по меньшей мере несерьезно.
В. Очеретин. И тем не менее вы, Николай Дмитриевич, в какой-то степени приблизились к моей точке зрения. Для оперативных, злободневных рукописей даже предлагаете увеличить процент так называемого издательского резерва. Вы предлагаете 30 процентов. А почему бы не 50 или 60? Может, это и поможет быстрее издавать нужную книгу. А то ведь длительная процедура с выпуском книги отучает писателей работать над темами животрепещущими — многие писатели ударяются в историю, в камерные морально-этические сюжеты вне времени и пространства...
Н. Еремеев. На мой взгляд, Вадим Кузьмич, если писатель ударяется в камерные морально-этические сюжеты вне времени и пространства, то его увлечения не исправит ускоренное печатание книг. Этот писатель просто не знает жизни, ее проблем. Или они его не волнуют. Для оперативного появления книг на актуальные и серьезные темы современности нужна, видимо, кропотливая организаторская работа прежде всего писательской организации, ну и работников издательства, естественно, по отысканию и воспитанию дарований.
В. Очеретин. И все-таки, Николай Дмитриевич, вы отвлекаетесь. Я продолжаю свою мысль. Очень хочу, чтобы вы назвали художественное произведение, изданное вами, чтобы в нем рассказывалось о событиях не далее годичной давности и чтобы его пожелали обсудить (и обсудили) пять-шесть читательских конференций. Назовите также художественное произведение о сегодняшней жизни, которое было бы издано у вас без апробации в журнале.
Н. Еремеев. Таких книг немало, Вадим Кузьмич, которые обсуждаются на конференциях и на которые приходит множество писем. Большой популярностью пользуются книги Владислава Крапивина, Бориса Рябинина, Ольги Марковой, Беллы Дижур, Николая Никонова и некоторых других свердловских писателей. С большим интересом обсуждались книги «Разведчик Николай Кузнецов», «Добровольцы Урала», краеведческие книги, серии «Рабочие династии Урала», «Экономическая библиотечка рабочего», «В помощь цеховому экономисту», «Юноша и закон» и т. д.
В. Очеретин. Все перечисленные книги высоко оценены читателями. Но, если не говорить о брошюрах «Экономическая библиотечка», «В помощь цеховому экономисту» и т. д., то при чем здесь оперативность?
Н. Еремеев. Полагаю, однако, Вадим Кузьмич, я ответил на ваш вопрос. Далее, вы просите назвать произведение о сегодняшнем дне, которое было бы издано книгой без апробации в журнале. Пожалуйста. «Повесть о Жене Хмелеве» Аркадия Бусыгина, «Волшебные руки труда и науки» Беллы Дижур, «Два дня „Вериты“» Владимира Печенкина, «Кедровые шишки» Виталия Борисова и ряд других произведений. Но к чему этот вопрос? Писатель заинтересован опубликовать свое произведение сперва в журнале. Это выгодно для него и в творческом, и в материальном плане. Каждый требовательный автор постарается встретиться с читателями, узнать их мнение, плюс реакция критики — все это помогает выпустить книгу наиболее полноценной. Издательство в этом тоже заинтересовано.
В. Очеретин. Ежегодно издательство обсуждает свои планы на собрании писателей. Но еще не было случая, чтобы обсуждение повлияло каким-либо образом на уже сверстанный полностью подготовленный план.
Н. Еремеев. Нет, Вадим Кузьмич, тут вы не правы. Нам известно, что писатели в общем довольны, что их предложения и заявки учитываются при составлении издательских планов. Как бы мы ни хотели, как бы ни старались составить идеально точный план, после обсуждения приходится, как правило, вносить некоторые коррективы. И мы не в обиде: ведь от этого наша работа только улучшается. Обсуждение наших планов в среде ученых, специалистов, партийных и советских работников, в Союзе писателей дает нам очень многое. Мы определяем степень нашей связи с жизнью, актуальность выбранных тем, правильность направления нашей работы — это же совершенно очевидно. А если план одобрили, разве это плохо? Неужели было бы лучше, если бы его раскритиковали в пух и прах, сочли бы неприемлемым? Чего бы стоили тогда предварительные планы редподготовки и вся большая подготовительная работа издательства к верстке окончательного производственного плана?
Что же касается перспектив сокращения сроков выпуска произведения в свет, то давайте думать вместе. Только нельзя сбрасывать со счетов той ответственности автора и издателя перед читателем, о которой я уже говорил.