Прежде всего охарактеризуем «безредакционное» состояние литературы, когда создатели и потребители литературы близки по уровню своих знаний и культуры (а, нередко, круг потребителей вообще почти совпадает с кругом создателей). <...> Ответственность за текст, за его литературные качества [в XVIII веке] несет только автор, и потребности в посреднике между ним и читателем не возникает. В это время, по сути дела, автор, издатель и редактор совмещаются в одном лице.
Такое отношение к публикации книг продолжало существовать и в XIX в. Как известно, тогда любой автор мог сам издать свою книгу, и доля подобных изданий была весьма высока. Ни о какой посторонней редактуре в этих случаях не могло быть и речи (в лучшем случае корректор мог исправить грамматические ошибки). Но и у большинства профессиональных издателей не было специальных редакторов, либо они сами занимались редактированием, либо (что было чаще всего) книга вообще не подвергалась редактуре.
Наряду с... «безредакционным» сектором литературного процесса уже в ХVIII в. возникает и редактирование художественной литературы, что было связано с попытками расширить круг читательской аудитории, привлечь к чтению недостаточно образованных лиц 1. Здесь необходимо упомянуть первый русский научно-популярный и литературный журнал «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие»
В ХVIII — начале ХIХ в. подобные популяризаторские издания выходили очень редко. В литературных же журналах того времени, адресовавшихся «просвещенной», избранной аудитории, многие привычные для нас компоненты редакторской деятельности совершенно отсутствовали. Круг литераторов (и соответственно «самотек») был тогда невелик, поэтому, заполняя журнал своими «пьесами» и трудами своих немногочисленных друзей, издатель обычно печатал (почти не вмешиваясь в текст) и почти все «доставляемые» ему произведения. <...> В предисловии к издаваемому им [Карамзиным] альманаху «Аониды» (М., 1796) он писал: «Я не позволил себе переменить ни одного слова в сообщенных мне письмах». Хотя Карамзин первым стал получать гонорар... за редакторскую работу в журнале «Вестник Европы» (формально он именовался издателем) от реального издателя-книгопродавца, однако редактурой в современном смысле слова его деятельность назвать трудно. Карамзин был основным автором журнала, почти полностью заполняя его номера своими произведениями и переводами. <...>
Аналогичный подход к редакторской работе можно обнаружить в изданиях литераторов пушкинского круга — альманахе «Северные цветы» и близком по типу к сборнику журнале «Современник» (созданном А. С. Пушкиным и выходившем в 1847 г. под редакцией П. А. Плетнева). Публикуя произведения наиболее образованных литераторов, пристально следящих за ходом развития науки и искусства в [Западной] Европе и России, они адресовались к читателям своего круга, людям высокой культуры. Соответственно основной акцент в них делался на привлечение достойных сотрудников и в меньшей степени на отбор подходящих произведений. Названные издания мыслились трибуной кружка единомышленников, и редакционное вмешательство в текст, как правило, отсутствовало. Характеризуя подобную практику, Белинский писал в середине ХIХ в.: «Редактор сборника — не то, что редактор журнала. По общему мнению, быть редактором сборника значит набрать статей, сделать им выбор и расположить их, а потом присмотреть за изданием» (Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1955. Т. 9. С. 374).
Однако дальнейшее развитие литературы, связанное с количественным ростом читательской аудитории и ее постепенным расслоением, неизбежно приводило к усилению разделения социальных ролей в производстве книги. Каждая сфера (написание книги, издание ее, впоследствии — редактирование) из умения постепенно превращалась в профессию, в основное жизненное занятие. Процесс дифференциации литературных профессий затянулся надолго (собственно, до конца он не завершен и сейчас), но принципиальные перемены можно датировать уже 20–30-ми гг. ХIХ в. В это время ведущее место в книгоиздании стало принадлежать профессиональным издателям и, что еще более важно, журнал переместился в центр литературной жизни (решающую роль в этом сыграло создание журнала «Библиотека для чтения» в 1834 г.), и практически все мало-мальски заметные произведения (исключения были единичны) печатались вначале там и лишь потом (да и то не всегда) выходили отдельным изданием. Основными причинами «журнализации» литературы явились, как нам представляется, следующие.
Отечественная культура постоянно обогащалась и усложнялась. С начала ХIХ в. университеты и гимназии закончило значительное число лиц, характеризующихся высоким уровнем культуры и образования. Одновременно к чтению приобщились провинциальное дворянство, чиновничество, купечество, плохо ориентирующиеся в мире культуры, слабо подготовленные к восприятию литературных произведений. Чтение литературы, таким образом, перестало быть прерогативой столичного дворянства и становилось атрибутом образа жизни все более широких слоев населения. Одновременно шло накопление книжных богатств (книги отечественных и зарубежных авторов, напечатанные на русском языке, исчислялись тысячами), выделились классики русской литературы и признанные современники-писатели. И, наконец, в литературе постоянно усиливалась ориентация на современность. Читатели стали стремиться прочесть не просто хорошее произведение, но произведение новое, актуальное, злободневное. В условиях дифференциации литературы и ее аудитории необходим был посредник между читателями-неофитами и миром литературы, обеспечивающий оперативную информацию о всех научных, литературных и политических новостях и новинках. Таким посредником стал энциклопедический журнал, а лицом, ответственным за это посредничество, — его руководитель — редактор. Между уровнем лиц, создающих журнал (авторов, издателей, редакторов и т. д.), — культурных, образованных, просвещенных, и уровнем читателей, знающих гораздо меньше и нуждающихся в просвещении, существовал разрыв. Журнал и должен был отобрать наиболее важные тексты, привести их в систему и в доступной форме предложить читателю.
<...>
Произведение, не прошедшее журнальную публикацию или, по крайней мере, не отрецензированное в нескольких журналах, не становилось литературным фактом.
В середине ХIХ в. П. А. Плетнев отмечал, что «в нашу эпоху журналы сделались исключительным чтением публики. Ими удовлетворяет она двум своим потребностям: знакомится с новостями в области наук и словесности и в то же время наполняет досуги тем чтением, которое необходимо для самого полуобразованного человека» (Современник. 1846. Т. 44. С. 346). Подобное издание требовало человека, который смог бы объединить разнородные материалы, придать журналу целостность. Именно в качестве руководителя журнала формировался в России редактор.
Литература стала довольно сложно устроенным «хозяйством», в которое не так-то просто стало войти «со стороны». Значительно более жесткими стали к тому времени нормы правописания и правила «хорошего слога». Редактор и стал промежуточной инстанцией между автором и литературой (понимаемой как социальный институт), его задачей стало привести новое произведение, являющееся продуктом индивидуального творчества, в соответствие с уже сложившимися в литературе (или каком-либо ее течении, направлении и т. п.) нормами и, таким образом, включить его в корпус литературных текстов. Правда, через руки редактора проходила основная часть, но не весь литературный поток. Самый верхний его уровень («высокая» литература, произведения признанных писателей, выходившие только отдельными изданиями, например «Мертвые души» Гоголя) и самый низкий — т. е. лубочная литература — не редактировались и печатались в таком виде, в каком выходили из-под авторского пера (если не считать цензурных исправлений). Под редакторским контролем была «средняя», количественно преобладающая промежуточная часть литературы, создаваемая не для своего круга (как «наверху» или «внизу»), а для другого, людьми просвещенными для людей просвещающихся.
По сути дела, собирая произведения различных авторов и компонуя их определенным образом, редактор в той или иной степени создавал новый целостный текст, определяемый конструкцией журнала. Для достижения этой цели у него были две основные возможности — работа с людьми и работа с текстами.
Во-первых, редактор мог подобрать близких по убеждениям авторов, наладить с ними постоянные отношения, предусматривающие их работу в духе данного издания и, в ряде случаев, даже заказ им необходимых произведений. Например, в некрасовском «Современнике», где обычно практиковались подобные формы работы, по воспоминаниям Г. З. Елисеева, «набирались подходящие к направлению журнала сотрудники, им представлялось писать в каждый данный момент, что им бог на душу положит. Никто не следил ни за мыслями, ни за фразами. Иногда казалось, что точно редакторы не читают никаких статей в своем журнале, а между тем само собой выходило все ладно. Почему? Да потому, что в журнале-то главным образом и нужно, чтобы все говорили одно. Не только удачные фразы, но и неудачные, то есть слабые, целые статьи, если только они бьют в одну цель, в общем нисколько не вредят делу» (М. Е. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников : в 2 т.
<...>
Редактор мог, во-вторых, проводить отбор среди поступающих (в том числе в «самотеке») произведений, в случае необходимости перерабатывать их (сокращать, исправлять, переписывать фрагменты и т. д.), сопровождать предисловиями и примечаниями и, что очень важно, соответствующим образом компоновать различные тексты в структуре номера, стремясь к его цельности и внутренней уравновешенности.
В результате редакторской работы включенные в журнал тексты представляют уже не только их непосредственных авторов, но и какую-то общность — журнал, направление, издательство, литературу в целом.
В принципе каждый редактор в той или иной степени использовал все названные возможности, но в силу ряда обстоятельств на первый план у него выходили те или иные из них.
<...>
Характеризуя масштабы редакторского вмешательства в текст, следует учитывать и специфичность представлений того времени об авторской личности и авторском праве.
Тогда читателей, да и литераторов, не всегда интересовало, кто является автором произведения, большее внимание уделялось его содержанию и литературным достоинствам. В этом сказывались традиции предыдущих этапов развития литературы, когда большое число книг издавалось анонимно, а авторское право только начинало формироваться (как известно, юридически оно было закреплено в России лишь в Цензурном уставе 1828 г.). Публицистические и критические статьи, а тем более рецензии печатались, как правило, без подписи, поскольку считалось, что они выражают не личное мнение, а точку зрения всего журнала. Нередко без подписи печатались и беллетристические произведения (как прозаические, так и стихотворные). Определенную роль играл при этом литературный (и общекультурный) уровень читателей, которым адресовался журнал.
Интерес к авторской личности был сильнее всего в «культурных», образованных слоях. У низового, народного читателя он отсутствовал, и значительная часть лубочной продукции выходила в ХIХ в. без указания имени автора. Соответственно, в зависимости от близости периодического издания к тому или иному полюсу, в нем большее или меньшее значение придавалось специфичности и неповторимости идей и стиля данного, конкретного автора и, следовательно, допускалось большее или меньшее вмешательство в текст. <...> ...Примером подобной практики можно считать редакторскую деятельность Г. Е. Благосветлова. Двадцать лет редактировавший «Русское слово» («журнал начинающих писателей для начинающих читателей», по определению Н. В. Шелгунова) и продолживший его журнал «Дело», он часто изменял структуру статей и характер их изложения, делал в них вставки, не только переставляя акценты, но и меняя стиль изложения. Никак не выделяясь в качестве самостоятельного автора (время от времени он выступал с публицистическими статьями), он тем не менее накладывал на все материалы номера печать своей личности и своих убеждений и добивался в итоге живости и цельности журнала. <...>
В силу предоставленных им возможностей именно редакторы журналов «делали» литературную политику, поддерживая литераторов и произведения, близкие к их позиции, и критикуя далекие от нее. Уже в ходе работы над произведением автор нередко учитывал и характер его восприятия редактором. Критик А. М. Скабичевский, сотрудник «Отечественных записок», писал одному из редакторов — Н. К. Михайловскому: «Когда пишу, дрожу за каждую строчку и вычеркиваю часто единственно потому, что меня ужас берет при мысли, какую рожу скорчит и как выругается Салтыков при чтении этой строчки, что подумает Елисеев, что скажете Вы и т. д.» (Лит. наследство. 1949. Т. 51/52. С. 488).
И. С. Тургенев, отмечая, что «редактор режет, изменяет все, что хочет и как хочет... Мы у них вполне в руках и связаны по рукам и ногам», считал тем не менее такое положение вещей закономерным, поскольку редактор «знает, чего требует читающая его публика» (И. С. Тургенев в воспоминаниях современников : в 2 т. М., 1983. Т. 2. С. 218).
<...>
Нам представляется, что редакторское право основывалось на том, что в сношениях с автором редактор выступал от имени существующей литературы, а степень его авторитетности определялась литературным престижем и известностью. Типично следующее высказывание Г. Успенского: я «безусловно подчиняюсь, например, Щедрину. Щедрин — литератор, беллетрист, за которым огромный опыт и огромный труд. Я знаю его, ценю, уважаю и знаю еще, что он может мне указать» (Успенский Г. И. Полн. собр. соч. Л., 1951. Т. 13. С. 497). ...Характерно, что редакторами крупных русских журналов становились, как правило, литераторы с прочной литературной репутацией: А. С. Пушкин, Н. А. Некрасов, М. Е. Салтыков-Щедрин, Ф. М. Достоевский, О. И. Сенковский. В. Г. Короленко и т. д. Если литературные заслуги редактора были высоки, а автор был дебютантом или не приобрел еще литературной известности, то степень редакторской правки могла быть очень высокой. Считалось, что автор в полной мере еще не отвечает за себя и его нужно «довести» до литературной нормы. Но если в журнале печатался известный автор, сделавший себе «литературное имя», его произведение обычно не правилось или подвергалось минимальной правке.
...Одной из важнейших его [редактора журнала в ХIХ в.] задач было обеспечение взаимоотношений издания с правительственными учреждениями и прежде всего с цензурным комитетом. <...> ...Необходимо было проводить гибкую политику, позволяющую обеспечить содержательность, а для прогрессивных органов — и оппозиционность издания, не допустив в то же время его закрытия. ...Редактор, будучи ответственным перед правительством, делал «цензурность» компонентом своих требований к литературному произведению, обусловливающим, наряду с эстетическими и мировоззренческими требованиями, его возможную доработку.
Выше шла речь о журнальных редакторах. Редактирование произведений для книжного издания было распространено гораздо меньше. По сути дела, до Октябрьской революции должность редактора в издательстве только начинала возникать (да и название «редактор» обычно не применялось к лицам, выполняющим соответствующие функции, в издательстве М. О. Вольфа они именовались, например, «литературными секретарями»).
<...>
Другая сфера, в которой зарождалась профессия редактора книги, — это издание классической литературы. Здесь принципы редакторской работы во многом были противоположны журнальным. ...При издании классики важно как можно точнее сохранить авторский текст и т. д. Правда, подобные принципы редакторской работы над произведениями классических писателей сформировались не сразу. ...Еще во второй половине ХVIII в. <...> нередко допускались вкусовая правка и переделка текста. Так поступали И. С. Барков при издании «Сатир и других стихотворных произведений» А. Кантемира (СПб., 1762), Н. А. Львов и В. В. Капнист при издании «Сочинений и писем» И. И. Хемницера (СПб., 1799) и многие другие. Рецидивы подобной редакторской практики можно было наблюдать не только в первой половине ХIХ в., например, в издании «Сочинений» А. С. Пушкина, осуществленном В. А. Жуковским, П. А. Вяземским и П. А. Плетневым (Т.
Чаще можно встретиться с фактами неофициальной, дружеской редактуры со стороны друзей литератора. Давая знакомым рукопись для прочтения, читая ее вслух в кружках и салонах, литератор производил «обкатку» произведения, нередко учитывая сделанные замечания.
...И. С. Тургенев, не занимая никакой редакторской должности, неоднократно выступал тем не менее в качестве редактора. ...Его друзья — А. А. Фет, Ф. И. Тютчев, Я. П. Полонский — доверяли ему редактировать свои стихи и обычно принимали его советы и требования. Так, в сборник стихов Фета, выпущенный под редакцией Тургенева в 1856 г., была включена лишь половина стихов из предыдущего сборника, причем почти все они подверглись изменениям. Право Тургенева на редакционное вмешательство основывалось в глазах Фета на его тонком вкусе, знании законов поэзии, литературной известности и т. д. В результате стихи Фета были сглажены и нивелированы в соответствии с господствующими литературными представлениями, и издание, по собственному признанию Фета, «вышло настолько же очищенным, насколько и изувеченным» (Фет А. А. Воспоминания. М., 1983. С. 288).
Сам Тургенев в 70–80-е гг. все свои произведения обязательно до публикации давал на прочтение П. В. Анненкову и нередко исправлял их по его советам.
Обобщая сказанное выше, необходимо отметить следующее. До становления советской системы книгоиздания редактура художественной литературы как самостоятельная профессия почти отсутствовала. Значительная часть произведений либо вообще не редактировалась, либо редактировалась в порядке дружеской услуги друзьями автора или при публикации в периодическом издании. Именно в последнем из названных случаев можно видеть предпосылки формирования профессии редактора художественной литературы. Процесс этот был связан с нарастанием сложности и дифференцированности литературного труда, четкой формулировкой идеологических и литературно-эстетических программ и, что особенно важно, стремлением пропагандировать эти программы и приобщить к ним широкие слои недостаточно мировоззренчески и эстетически развитой читающей публики. Широкое распространение представлений о том, что произведение представляет не только автора, но и, с одной стороны, литературу в целом, а с другой, определенное идейно-политическое направление, способствовало укоренению в среде литераторов и читателей мнения о необходимости редактуры. Одновременно шло накопление навыков и умений редакторского труда (привлечение нужных сотрудников, сплочение авторского коллектива, умение «доводить» текст и т. д.). И тем не менее редакторы художественной литературы существовали тогда как важный, но не всегда обязательный компонент издательского процесса. Авторедактуру и редактуру издателей и друзей не сменила еще деятельность редактора по специальности. Профессиональный редактор (как массовое явление) и редактура художественной литературы как стабильный институт возникли только в советское время. Только в этот период благодаря возникновению соответствующих учебных заведений было обеспечено обучение профессии редактора, а в издательствах были созданы редакторские должности. Однако закономерности становления редакторской профессии в советское время (как, впрочем, и специфические особенности работы наиболее известных редакторов ХIХ — начала ХХ в.: Н. А. Полевого, Н. А. Некрасова, М. П. Погодина, А. С. Суворина, В. Я. Брюсова и др.) должны стать предметом специального рассмотрения. Здесь же нами была сделана попытка охарактеризовать лишь самые основные закономерности процессов зарождения редакторской профессии в ХIХ в.