Труды наших ученых имеют широкое распространение как в СССР, так и за рубежом. Многие виднейшие ученые мира считают за честь публиковаться в Советском Союзе. Но, к сожалению, накопившиеся в течение ряда лет застойные явления в нашем обществе коснулись и этого важнейшего участка издательской деятельности. Как бывший заведующий редакцией экономики БСЭ полагаю, что могу судить об этом со знанием дела.
Главный недостаток научного книгоиздания, на мой взгляд, — это редакторский произвол, субъективизм, волюнтаризм и «фантастическая перестраховка», употребляя блестящее выражение Кирилла Лаврова.
Есть, конечно, обстоятельства, не зависящие от издателей. Как и в других идеологических сферах, здесь колоссально гипертрофировалась аппаратная указующая, руководящая, «утрясающая чиновничья надстройка». Она требует от издательств невозможного, выходящего далеко за их потенции, — оценивать научные труды по существу, быть «выше» авторов-ученых, «вести» их за собой в определенном свыше направлении.
Но кто «правит бал» в издательствах? Почти на 100 процентов — «крепкий середняк», народ довольно посредственный, в лучшем случае кандидаты наук, оказавшиеся не способными к научной работе. И вот, кто не умеет, тот учит. Оговоримся: большинство редакторов — честные, добросовестные люди, но «шапка явно не по Сеньке». Не зная хотя бы приблизительно многие научные проблемы, которым посвящены редактируемые ими книги, они вынуждены пыжиться, «поучать» авторов, дабы их не обвинили в том, что они «плетутся на поводу».
По-моему, «научное» редактирование в издательствах является обманом государства. Все, что редакторы могут сделать, — это литературно «причесать» рукопись и заставить автора убрать тот текст, который несет в себе угрозу «как бы чего не вышло». Они повсеместно насаждают штамп, казенщину и особенно нетерпимы к авторской оригинальности. Под подозрением у них всегда находятся плодовитые авторы — те-то халтурщики.
Вторая беда: ненормальные отношения между авторами и рецензентами. В условиях «фантастической перестраховки» в издательствах и в научных журналах сложилась порочная, антиленинская практика, при которой первым человеком является не автор, а рецензент. Последний, с точки зрения издательства, всегда прав. Получив рецензию, издательство отфутболивает ее автору с сопроводительным письмом, где почти всегда присутствует фраза: «Издательство согласно с рецензентом». На самом деле издательство не может быть ни «согласно», ни «не согласно» с рецензентом, ибо оно самостоятельно не может квалифицированно разобраться в проблеме. Никаких объяснений автора слушать не желают, хотя это явно абсурдно. Ведь при современной диверсификации науки никто не может знать соответствующую проблему лучше человека, разрабатывающего ее.
Третья нелепость: абсурдная регулировка возможности для автора часто публиковаться. Этот нелепый «порядок» ставит в лучшее положение серую научную бездарь, «высиживающую» худосочную продукцию, скажем, раз в 10 лет. Если бы эта бюрократическая выдумка действовала лет
Четвертое зло: в угоду механически перенесенному в издательства хозрасчету требуется, чтобы каждая книга была рентабельной. Если же какой-либо думающий директор пойдет на выпуск убыточной, но очень нужной книги, то на него начнут «вешать всех собак». Так возникло противоестественное для социализма положение, когда идеологию подчинили рублю. Можно было бы назвать еще ряд «болячек», но перейдем к позитивным предложениям.
В издательском деле нужна перестройка. Главный рецепт: надо отобрать у издательства право оценки рукописи по существу. Решение вопроса «быть ей или не быть» возложить на новый орган, который необходимо создать при издательствах, — научно-проблемный совет. Комплектоваться он должен не по должностям, а по таланту. Наш учитель академик С. Г. Струмилин говорил: «В науке нет начальства, в науке есть авторитет».
Научно-проблемный совет назначает по каждой рукописи экспертную комиссию из пяти-шести узких специалистов по теме книги и после заключения предоставляет автору право неограниченного спора с экспертной комиссией; после снятия всех разногласий комиссия утверждает рукопись к печати.
Что же остается издательству? Только то, на что оно на деле способно, — чисто литературная обработка рукописи редакторами, проверка фактического материала, корректорская вычитка, взаимоотношения с типографиями. Таким образом, издательский процесс делится на две части: первая становится прерогативой научно-проблемного совета, вторая — издательства. Издательству следует планировать только один сводный показатель — объем выпуска литературы в печатных листах.
Нужен еще один творческий союз — общество авторов с секциями по отраслям науки.