Ну-с, прежде всего несколько слов о «Фаусте». Положительно можно сказать, что он встретил здесь самый симпатический прием и даже у людей, которые не имеют к тебе расположения. <...> Но скажу тебе также и то, что ты всего менее должен приписывать этот успех своему искусству и мастерству — весь успех на стороне натуры твоей, на симпатичности рассказа, на общем созерцании, на поэзии чувства, на искренности, которая в первый раз, как мне кажется, дала себе некоторую роль. Вот тебе лучшее доказательство, какое великое дело искренность в искусстве. Люди охотно простят все недостатки и ошибки за возбужденную в них симпатию. Ты же собственно лирик, и только то удается тебе, к чему ты расположен субъективно; по крайней мере, до сих [пор] спокойная, отрешенная от себя объективность — мало удавалась тебе. Замечательно, что «Фауст» разделил твоих читателей: люди с внутренним образованием и содержанием — в восхищении от него; другие — натуры грубоватые и прозаические — ничего не видят в нем. Так и должно быть: ты писатель для людей чувства образованного и развитого; писатель для передовой самой избранной части общества. Да и не старайся нравиться большинству; и для тебя большинство придет, но только впоследствии, как пришло оно потом для Пушкина... <...> Не забудь потом, что русские читатели любят тебя не за объективность твою, но за тот романтизм чувства, за те высшие и благородные стремления, которые поэтически проступают в твоих произведениях, словом за идеальную сторону их. <...> Твоя настоящая литературная деятельность только еще начинается, и чем более будет вырабатываться в тебе жизненное (а не философское) сознание — тем лучше и благотворнее будут твои произведения. А от дидактики тебя спасет твое поэтическое чувство.