В Академии общественных наук выступал драматург Михаил Шатров. Он обрушился на ИМЭЛ. Имэловцы запретили «Шестое июля» — пьеса после них получила Государственную премию. Запретили «Ленин в Польше», «Третью патетическую» — тоже и т. д. А что разрешили? «Залп „Авроры“», а он с треском провалился за рубежом как малохудожественный фильм.
Речь его, говорят, имела огромный успех. Может быть, под это дело пустить Драбкину? Надо попробовать [...].
ИМЭЛ — институт марксизма-ленинизма. Не знаю, каким он был при возникновении, вскоре после смерти Ленина. [...] Институт, который умудрился за 50 лет после смерти Ленина засолить в своих сейфах работы самого Ленина. Они не все опубликованы. Их таят, скрывают. И Ленин, оказывается, что-то не то сказал и написал. Ишь, тоже...
Елизавета Яковлевна Драбкина, написавшая работу о последних годах Ленина, как и ожидалось, столкнулась с ИМЭЛом. Она всего лишь попыталась посмотреть на Ленина глазами человека, который знал и видел Ленина и не растерял какие-то свои впечатления о нем. И прочитать Ленина — так, как и должно читать всякую книгу — выбирая оттуда не расхожие цитаты, а мысли, которые представляются интересными. Всего лишь. Не более того. ИМЭЛ моментально встал на дыбы. Тогдашний директор института П. Н. Поспелов... кричал: «Драбкина — неразоружившаяся троцкистка!» Она и в самом деле какое-то время была в троцкистской оппозиции и даже отсидела за это целых шестнадцать лет. И что возразишь, когда речь идет не о том, что она сделала, а о прошлом...
Если не ошибаюсь, впервые работа Драбкиной попала в ИМЭЛ году в
Этот институт «резал» у нас и другие вещи. Как-то нам принесли дореволюционные рассказы С. Кострикова (С. Кирова). Под сильным влиянием Чехова, но с чувством слова. Культурно. Интеллигентно. Мы обрадовались: вот покажем, какими были профессиональные революционеры. Не только сидели по тюрьмам, но и читали книги, сами писали.
Конечно, Петру Николаевичу Поспелову это было как нож острый. Не пропустил. Так и эти рассказы лежат где-то в архиве. Пылятся. [...].