...Субъективно он [Д. А. Поликарпов] был действительно честен и — как редкость — бескорыстен. То есть не то чтобы совсем уж так бескорыстен: делание карьеры, забота о ней — уже корысть. Но от службы он не хотел ничего — ни шикарных квартир, ни особых пайков и льгот, — служба была выше. Он служил с душой, а не ради чего-то. И эта особенность, идущая от
Это, по-видимому, сблизило Поликарпова с А. Т после войны. Дружить они, конечно, не дружили, но могли встретиться, выпить, поговорить. В то время Поликарпов был секретарем Союза [писателей СССР], неким Щербаковым при Горьком. Власть у него после того, как писателями занялись всерьез (и прежде всего Сталин вместе с подручным Ждановым: у Сталина всю жизнь был особый интерес к писателям, может быть, в силу того, что и он когда-то в юности писал стишки и, видимо, мечтал стать поэтом), — после известного погромного постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград» была немалой, но он был умен, понимал, кто такой Твардовский, и пытался с ним дружить. Впоследствии, когда я с Поликарповым встречался по журналу много раз, он мне говорил в минуты откровенности: «Я люблю Твардовского, знаешь, сколько раз мы с ним ругались, спорили до крика, так, что Мария Илларионовна пугалась и прибегала к нам, думала, нас разнимать надо. Я его и раньше любил, хотя он меня и снял с секретарей Союза...» — «То есть как снял?» — полюбопытствовал я. «Так. Сказал в ЦК на совещании, что я, конечно, люблю литературу, но только не советскую».
Когда я спросил об этом А. Т., он сказал, что действительно говорил такие слова на совещании в ЦК, но вряд ли они были причиной снятия Поликарпова. Дело в том, что Поликарпов в штыки встретил «Спутников» Пановой, «В окопах Сталинграда» и т. п. — произведения, которые ему показались принижением героического, приземлением образа советского человека... Знакомая песенка. Он их не пускал отдельными книгами, и тогда ряд писателей обратились по этому поводу в ЦК. Говорят, что это письмо попало к Сталину и будто бы он вызвал Поликарпова с докладом о том, что делается в литературе. Поскольку это происходило после грубопроработочного постановления ЦК о «Звезде» и «Ленинграде», то Поликарпов соответственно и настроился. И, докладывая Сталину, перечислял ошибки и пороки писателей: этот был троцкистом, тот еще тогда-то срывался в безыдейщину, и все в таком духе. Сталин слушал молча и вдруг прервал его и сказал: «Ну вот что, у меня для тебя других писателей нету. Иди!».
И Поликарпов вышел из сталинского кабинета уже не комиссаром по литературе.
Не знаю, правда это или легенда. Сталин любил иногда показать свою «широту», «великодушие». Возможно, снятие Поликарпова произошло не без участия Сталина, потому что Поликарпов на долгое время выбыл из высокой номенклатуры и поднялся вновь лишь после смерти Сталина.