Как же так получается, что пробиться в печать трудно и в то же время наряду с десятками прекрасных выходят, пожалуй, сотни неинтересных, откровенно неталантливых книг, которые не раскупают в магазинах и не просят в библиотеках?
Конечно, можно, даже необходимо обличать литературный протекционизм — как практику и как случай. Можно призывать, увещевать и как-то наказывать. Но люди есть люди: даже самые порядочные могут поддаться нажиму, даже самые тонкие оказаться субъективными.
Но «корень зла», как мне кажется, в том, что в литературный процесс недостаточно включены читатели.
«Вопрос о публике решает вопрос о литературе, и наоборот», — так высоко оценил роль читателя В. Г. Белинский. Даже «олимпиец» Гёте утверждал, что «тому, кто не рассчитывает на миллион читателей, лучше бы и вовсе не писать». А Марк Твен формулировал и вовсе категорично: «Народ — единственный критик, чье суждение имеет цену».
Читательская аудитория — не только адрес, не только среда бытования, но и условие существования искусства. Наличие реакции читателей, сила, широта и долговременность этой реакции суть ответ на вопрос, чтó перед нами: подлинное произведение искусства или попытка самовыражения одного из миллионов людей, испытывающих естественную тягу к творчеству.
Конечно, читательская аудитория пестра и многослойна, вкусы ее различны: от «Анжелики» до Достоевского. Но все это, даже «Анжелика», читается, а значит, является фактом литературной жизни. Задача же критиков, если они хотят иметь дело с реальным, а не с «фантомным», сконструированным ими самими литературным процессом — развивать и воспитывать вкус читателей, объяснять им, как некогда блестяще делал Белинский, чтó есть истинно художественно, а чтó поддельно и вторично, чтó родилось в результате насущных идейно-эстетических потребностей, а что появилось случайно, в надежде заполнить собой определенный духовный вакуум. (Хотя в истории искусства есть немало примеров, когда читатели оказывались проницательней критиков, и тем приходилось менять свои взгляды и оценки, подчиняясь аргументу высшей инстанции — непреходящему интересу масс. Так, вульгарными и «внеэстетичными» считались некогда песни Беранже и «мужицкой» — музыка Глинки.)
Вообще, противопоставление писателя и читателя с точки зрения ступеней «духовности», хоть и имеет своих приверженцев в истории искусства, в наши дни представляется столь же архаичным и заносчиво-нелепым, как и всякая попытка иерархического деления человечества на «избранников» и «массу». Ибо нет ничего, выраженного в художественном произведении, что не бродило бы — в виде убеждений, вопросов, споров или предчувствий — в душах других людей.
Как же теснее сблизить читателя и литературный процесс? Конечно, здесь очень важно продуманное социологическое анкетирование — с конкретными издательскими выводами из него. Но самой мощной (и традиционной) формой участия публики в литературном процессе является читательский спрос.
Выпуск тысяч художественных произведений стоит государству немалых денег. Разве не будет справедливым, если хотя бы малую толику убытков понесет тот (непременно наряду с автором!), кто ближе всех стоял к колыбели мертворожденного создания, кто по долгу службы своим отбором и окончательным решением формирует литературный процесс? Я говорю о редакторе. Ему должно быть выгодно напечатать хорошую книжку и невыгодно, поддавшись тем или иным формам нажима, пропустить в печать плохую. Как же иначе, если не материальной ответственностью, связать редактора с читателями, с теми, для кого он, по сути, и должен трудиться — связать не эфемерно-платонически, а самым прямым, широким, честным и чувствительным способом?
Введение хозрасчета в издательское дело — идея не новая и в нашей стране уже апробированная. Только в данном случае счет должен вестись не «оптом», на весь редакторский коллектив издательства, а быть строго индивидуальным, чтобы приобретения одного не прикрывали профессиональной непригодности или недобросовестности другого. Чтобы ответы на многочисленные возмущенно-недоуменные письма читателей, поступающие в издательства и Госкомиздат («кто это выпустил, и кто за это отвечает!»), имели вполне конкретных адресатов. Чтобы у редакторов тоже было имя: может быть, стоящее на титульном листе не слишком далеко от имени автора.
Имя, за которое не хочется краснеть.
То, что талант всегда пробьет себе дорогу, — верная мысль. Если иметь в виду путь к умам и сердцам людей. А не дорогу в печать, которая в принципе вообще должна быть именно дорогой, но не камнем преткновения и испытанием на «пробивные» способности. Думается, и здесь необходимо призвать на помощь читателя. Поэтому я всецело поддерживаю предложение издавать книги начинающих авторов безгонорарным способом и предельно малым тиражом. Реакция не только знатоков — критиков, писателей, — но и публики на эти «пробные» издания будет веским аргументом в решении вопроса: интересен ли данный автор людям, стоит ли ему заниматься литературой.
Ибо звание «писатель» в принципе может давать и утверждать только признание читателей. Судьба книг должна определять судьбу их автора, а никак не наоборот.