...Выходит, будто я хочу от Вас агитплаката! Но ведь это не верно. Я с Вами совершенно согласен: с литаврами и казенным подходом настоящего романа о революции не напишешь. И если я обрушился на Вас с письмом (наспех, многое выразил неудачно, не так, как надо), то именно потому, что от Вашего романа жду большой и художественной правды. Я могу не кривя душой сказать Вам, как высоко я ценю Вашу кисть художника. Но... разве эта кисть не изменила Вам в первой части трилогии, изданной в Париже (в той части романа, где Вы изображали революцию)? Не знаю, читали Вы или нет мою статью об этой напечатанной части, не знаю, убедила ли она Вас или нет, — но я знаю, что первую часть Вы писали «со стороны», «с того берега» — революция во многом была Вами не понята (со стороны ее целей, ее подлинного смысла, ее всемирно-исторического значения) — и потому извращена. Теперь Вы пишете вторую часть — помните, ведь я толкал Вас на ее продолжение! — а ведь я знал, что вы не «казенный писатель» — и не такой попутчик, который хочет видеть в революции только светлые черты. Но ведь прошло много лет — Вы революцию оценили по-другому, Вы ее полюбили (не за ее мрачность же и не за кровь, не за буйство) — и мне, как читателю, как почитателю Вашего таланта, — не хотелось и не хочется, чтобы в романе повторялись прежние ошибки или были фальшивые звуки. Я ведь не предлагаю Корнилова и Ко назвать «контрреволюционерами»: в романе эту их роль надо показать без этого наименования; но ведь — с другой стороны — столь же неверно было назвать их «организаторами спасения России от разнузданной черни». Ведь это также «недоговоренно», извращает истину. Почему же такое извращение допустимо? А ведь оно имеется. Так же точно звучит разочарование в «совести и патриотизме» рус. народа. Ведь все это говорится от автора, это бросает определенный свет и тени — но какое же это «художественное кредо»? Это было субъективным восприятием — и только. Именно потому, что Ваш роман будут читать и через 50 лет, и на всем земном шаре — именно поэтому в нем следует истребить все, что бросало бы субъективный, узкоклассовый, буржуазный свет на характер событий, что удаляло бы от «правды», как Вы пишете. Вы показываете «русских людей» — бегущими с фронта. Но ведь «русские же люди» — создали Красную Армию, «русские же люди» вели такую борьбу со всем миром, какой никогда дотоле Россия не вела, да и никто не вел. Так что кроме «бегунов» были и другие «русские люди» — почему же только «бегуны» фигурируют в качестве представителей «русских людей»? Опять здесь, мне кажется, брошен субъективный свет на массу. Ведь это ослабляет ту «объективную» силу, о которой Вы пишете. Ведь «правдивость», которую мы ждем от Вашего романа, от такого «субъективизма» не выиграет.
Меня не ответственность страшит. Об этом и говорить не надо. И Вас я не хотел испугать ответственностью. Но я хотел только указать, на мой взгляд, неверные ноты. Или Вы не допускаете возможности ошибок с Вашей стороны? Разве художник не ошибается? Но тогда — к чему критика? И стоит ли вообще разговаривать о художественных произведениях, если в них все предустановлено?
Вы видите — я не «давил» на Вас и не хотел Вас заставить насиловать кисть. Но — повторяю — не хотел и не хочу, чтобы роман Ваш далеко отошел от «объективной» правды. В этом пункте мы с Вами сходимся, и, право, будет неплохо, если Вы не столь яростно (в штыки!) будете принимать мои критические замечания, продиктованные — уверяю Вас — самыми лучшими намерениями.
Теперь несколько деловых замечаний: я настаиваю (и таков смысл наших взаимных обязательств), чтобы отрывки из романа не печатались нигде, за исключением «Красной нивы» и «Известий». В «Известиях» (если Вы не будете возражать) мы напечатаем несколько отрывков — то же и в «Красной ниве». Если же Вы напечатаете в других изданиях — то что же останется «Новому миру»?
Поэтому прошу Вас, согласитесь на следующее мое предложение: отрывки, кроме «Нового мира» — только в «Известиях» и «Ниве». Вам это должно быть более интересно, так как тираж «Известий» и «Нивы» более крупен. Гонорар будем выписывать аккуратно.