Герман также рассказывает о своей встрече с Ильфом, но в его изложении она выглядит менее идиллически [по сравнению с рассказом об этой встрече Льва Славина].
В «Записных книжках» Ильфа есть такое место: «Большинство наших авторов страдает наклонностью к утомительной для читателя наблюдательности. Кастрюля, на дне которой катались яйца. Ненужно и привлекает внимание к тому, что внимания не должно вызывать. Я уже жду чего-то от этой безвинной кастрюли, но ничего, конечно, не происходит. И это мешает мне читать, отвлекает меня от главного».
Вспоминая эти слова Ильфа, Герман пишет: «Деликатный Илья Арнольдович не поименовал книгу, в которой он вычитал про кастрюлю. Книга это моя — „Наши знакомые“».
Действительно, в «Наших знакомых» сказано: «Вошел Скворцов, в сорочке с круглым вырезом на груди, в подтяжках, с кастрюлей в руках. По дну кастрюли перекатывались яйца».
«Насчет кастрюли, — пишет Герман. — Ильф говорил мне со спокойным бешенством. Вообще, он говорил мне очень много неприятного, почти только неприятное. Но я чувствовал, что чем-то его мои сочинения интересуют, он в них, если так можно выразиться, вмешивается».
Сам того, кажется, не подозревая, как бы мимоходом, Герман подчеркнул нечто чрезвычайно характерное для Ильфа. Не только для Ильфа, но и для Петрова. Для писателя Ильфа и Петрова!
Ильф вмешивался в сочинения Германа точно так же, как писатель Ильф и Петров вмешивался в то, что видел вокруг себя, иными словами — в окружающую его действительность, в жизнь!
Бороться с равнодушием в самих себе и повсюду, не закрывать глаза на человеческие беды и пороки, вмешиваться! Таков, пожалуй, главный завет, оставленный нашей литературе писателем Ильфом и Петровым.