Скромная сноска на стр. 18 [книги Т. Диттрич «Повседневная жизнь викторианской Англии» (М.: Молодая гвардия, 2007. 382 с.)] гласит, что «все переводы с английского выполнены автором». Этот печальный факт бросается в глаза и без пояснений. Картина жизни викторианской Англии приобретает под пером автора поистине фантастические черты: грузчики в кабаке ставят на стойку рюмки с ликером (liquor по-английски просто спиртное), тот же злополучный ликер, да еще вишневый, полагается подавать к рыбе и к супу (на этот раз за ликер принят sherry — херес); невесты неизменно украшают волосы «оранжевыми яблочными цветками» — это ботаническое чудо встречается в книге неоднократно (увы, речь идет о банальном флердоранже). Дома викторианцев населены загадочными существами — «палатными служанками», «валетами», «хостесами» (не подумайте дурного — речь идет всего лишь о горничной, камердинере и хозяйке дома). Ватерклозет поэтично переведен как «водой смываемый клозет», а очаровательная героиня Диккенса Белла Уилфер идет по городу «как будто ворона перелетает» (эта английская идиома означает просто «напрямик»).
А вот как изъясняется у Т. Диттрич принц Альберт: «Он [джентльмен] не поставит под удар производимое о себе впечатление засовыванием рук в карманы!» (стр. 140).
Иногда перевод представляет собой и вовсе неразрешимую загадку: «Затем няня укутала меня в белый, отделанный лебединым пухом балдахин, засунула мои руки в меховую муфту, такую большую, что через нее мог прыгнуть шут» (стр. 172). Ну, балдахин, предположим, мог быть палантином. Но что имелось в виду в пассаже про муфту и шута?! Увы, источник цитаты неизвестен.
Переводческие казусы всерьез затрудняют чтение, поскольку вся книга, в сущности, представляет собой перевод разного рода отрывков (иногда закавыченных, иногда нет). Чуть ли не каждая фраза несет на себе печать переводческих мучений:
«Произвести впечатление было невозможно, если мужчина надевал ошибочный вид шляпы» (стр. 281).
«Самым большим инвалидом своего времени являлись члены семьи Чарлза Дарвина» (стр. 297).
«Из-за этого пункта один из четырех мужчин не имел права выбирать своих представителей в парламент, так как не мог по разным причинам долго жить на одном месте» (стр. 12).
«В любой кризисной ситуации Белла швыряла книгу со словами „О ты, старая жалкая вещь! И что ты под этим имеешь в виду!“» (стр. 114).
Кое-где, однако, прорывается эмоциональный и самобытный стиль самой Т. Диттрич. Особенно удаются ей яркие телесные метафоры. К примеру, такие: «она оседала лишним ртом на шее и так бедной семьи» (стр. 169) или: «Лицемерие викторианского общества напоминало накрытую красивым покрывалом помойную яму, откуда злые языки пытались достать грязь, чтобы всех измазать» (стр. 89). Жуткое, должно быть, зрелище.
<...>
Казалось бы, цитируя известные литературные произведения, автор мог бы отступить от зловещей привычки самостоятельно «выполнять все переводы с английского». Что стоило пощадить к обоюдной пользе Шарлотту Бронте? И сколько недоразумений можно было бы избежать.
«Однако многие женщины работали дома наравне со слугами, а то и больше их, — пишет Т. Диттрич. — Остановясь в доме семьи Риверс, Джен Эйр, героиня книги Шарлоты Бронте, заметила: »...несмотря на то, что я была счастлива остановиться у Муров, я так много работала, так же как и слуги. Она была очарована, видя, как я подметаю, вытираю пыль и готовлю« (стр. 115).
Здесь что ни слово — то загадка. У кого же все-таки остановилась Джен Эйр — у семьи Риверс или у Муров, особенно если учесть, что в романе никаких «Муров» нет и в помине? И кто эта таинственная «она», очарованная трудовыми подвигами героини?
Если бы Т. Диттрич заглянула в прекрасный русский перевод В. О. Станевич, то нашла бы следующее:
«И я была счастлива в Мурхаузе; я усиленно работала, и Ханна тоже; ей нравилось, что я так весела среди этой суматохи, в доме, где все стояло вверх дном, что я умею чистить, выколачивать пыль, прибирать и стряпать».
Этот перевод мог бы подсказать Т. Диттрич, что Мурхауз — Moor House — название дома, «она» — Ханна (единственная служанка небогатого семейства). А интонация отрывка недвусмысленно говорит о том, что он вовсе не повествует о тяжелой женской доле. Ни хозяйки дома — скромные гувернантки, ни Джен Эйр не работали дома наравне со слугами. То, что Джейн умеет убирать и стряпать, потому и удивительно, что не входит в круг ее повседневных обязанностей. Цитируемый эпизод относится к счастливому моменту в жизни героини, когда она с нетерпением ждет приезда хозяев и решает самолично подготовить дом к их приезду с помощью верной Ханны.