В последнее время появляется много репринтных изданий, пороком которых является слепое тиражирование недостатков перевода и опечаток, не говоря уже о старой орфографии. Но что поделаешь — издателей больше заботит не качество выпускаемой в свет книги, а то, насколько легко ее издать. Легко стали теперь относиться и к понятию «авторство перевода». Модно считать старые (особенно дореволюционные) переводы чем-то вроде яблок в общественном саду — кто не ленив, срывает. В 1990 году сразу в двух издательствах — «Прометей» и «Интербук» — опубликована повесть Конан Дойла «Долина ужаса». Переводчиком и там, и там назван А. Москвин. Открываю первый русский перевод, опубликованный в «Ниве народной» за 1915 год без имени переводчика (и переизданный в 1966 году в журнале «Звезда Востока»), рядом кладу опус Москвина, начинаю сверять страницу за страницей, но оказывается, что сверять и не надо: это один и тот же перевод, лишь слегка отредактированный (хотя и не ставший от этого лучше). Очевидно, спрятавшийся за псевдонимом А. Москвин известный наш борец с загниванием массовой культуры по ту сторону рубежей социализма (имя назвать не могу, ибо «кодекс надо чтить») решил продемонстрировать массам высокий образец морали.
Другой пример, не менее характерный. В прошлом году в РИК «Культура» опубликован классический в своем роде роман Леопольда фон Захер-Мазоха «Венера в мехах». На обороте титульного листа читаем: перевод А. В. Гараджи. На странице 13 в сноске стыдливо упомянуто: в основу (?) перевода положен первый русский перевод, выполненный в 1908 году неким Р. М. Что значит «положен в основу»? Просто списан? Тогда так и скажите: украден. Может быть, отредактирован? Пишите: перевод под редакцией имярек. «Основой» же для переводчика (если он знает язык, с которого переводит) должен служить только оригинал. Моя оговорка в скобках — вовсе не сомнительная острота. Открыв альманах «Вокруг света’90» (М.: Молодая гвардия), вы обнаружите там рассказ английского писателя, переведенный... с немецкого. Перевод с перевода! И пусть вас не смущает то, что соседний, американский рассказ тот же переводчик перевел якобы с английского. Не верьте! Это тоже перевод с немецкого! Не знает переводчик английского языка! Почему я так уверен? Знаком с переводчиком...
Грех на душу берут порою не только переводчики, но и издательские работники. У редакторов (плохих!) стало обыкновением править перевод, даже не ставя в известность об этом переводчика. Но ведь закон об авторском праве никто не отменял (хотя он и несовершенен), а переводчик — автор своего текста! Ошибки переводчика можно (и нужно!) устранять, но лишь в процессе совместной работы (ошибаться ведь способен и редактор). Впрочем, иные переводчики вовсе не стремятся доводить текст до совершенства — переправив рукопись в издательство, они считают свою миссию оконченной. Дело дошло до того, что, когда я затребовал в некоем новом издательстве корректуру своего перевода, там изумились: за несколько лет работы я был первым (!) переводчиком, проявившим интерес к корректуре. И, как оказалось, не зря: редактор, не спрашивая у меня разрешения, изменил диалоги так, что старший компаньон американской фирмы вполне в стиле райкомовских боссов эпохи развитого социализма стал обращаться к младшему компаньону на «ты», хотя тот продолжал говорить ему «вы». В данном случае я успел схватить редактора за руку, но сколько случаев, когда подобные «изюминки» появляются в тексте в последний момент! В роли вреденского может выступить, кстати, и корректор. В моем переводе рассказа Моэма «В чужом краю» выражение «латиноамерикнская гасиенда» исправлено корректором на «латиноамериканская фазенда» (это все равно что сказать «европейская хата» — хата может быть только на Украине, а фазенда — в Бразилии). Исправляю в верстке «фазенду» на «гасиенду», карандашом пишу на полях: «Запрещайте корректорам смотреть „Рабыню Изауру“». Выходит книга (в издательстве «Республика»). Открываю и читаю: «На латиноамериканской фазенде...».