При всей практической сложности и вопреки пессимистичному мнению хорошие книги издаются, хотя и томятся порою в издательстве постыдно долго. Но все-таки они выходят.
Чьими усилиями?
Чтобы издать хорошую книгу, надо:
а) Прежде всего найти хорошую рукопись.
Кому же, как не редактору, заниматься поисками?
б) Суметь определить, что она хорошая.
А кому же, как не редактору, определять — совместно с рецензентами, штатными и внештатными, литературной общественностью?
в) Найдя и определив таковую, суметь «втиснуть» ее в издательский план, ко времени отыскания и определения, как оказывается на практике, уже заполненный на год, два, а то и три вперед.
А кто бы мог еще так ратовать за талант, как не редактор, если ему дорога́ отечественная литература?
г) Представить, что тебя ждет, когда книга выйдет.
А зачем тогда вообще занимать редакторское кресло, если бояться этого и не доверять ни самому себе, ни своим друзьям — читателям!..
— Но как? Как искать?.. Как определять?..
Тут, думается, все дело в редакторском даровании все-таки (если таковое признать) — в художественном вкусе, принципиальности и требовательности, в стойкости и мужественности, если хотите, характера, без которых редактору не обойтись.
Научить искать, пожалуй, можно. Личным опытом. Коллективным. А вот научить «определять», что это произведение хорошее, это — среднее, а это — вовсе плохое, научить видеть существенную разницу в риске, который есть и в первом случае, и во втором, и в третьем, без присущих человеку упомянутых качеств, скорее всего, невозможно. Как невозможно научить человека, лишенного природного дара, создавать художественное произведение. Тут не поможешь ни статьей, ни каким-либо пособием, ни чьим-то конкретным опытом. При наличии же все-таки природных данных редакторскому искусству выучиться, видимо, легче. Общий уровень культуры, степень развитости художественного вкуса, чувство ответственности за любимое дело играют при этом не последнюю роль.
Словом, «хороший» редактор — это тот, кто верно понимает свои редакторские функции и свою редакторскую роль в целом и не перекладывает этого на плечи других. Хороший редактор — это тот, кто не распыляет личную ответственность за художественное произведение на многочисленные инстанции, уделяя лично себе малую толику, а то и вовсе самоустраняясь от ответственности, причем отнюдь не из личной скромности.
Возросший уровень писательской культуры, художественного мастерства влечет за собой дальнейшее повышение и усовершенствование квалификации редактора. И мы уже сегодня не можем назвать квалифицированным того редактора, который — по приказу ли, по личной ли инициативе — берет на себя смелость подписывать в печать художественное произведение и, правя стилистические и языковые огрехи, не видит художественной целостности произведения, более того — не предусматривает его будущее место в общем литературном процессе.
Чем выше квалификация сегодняшнего редактора, тем, думается, шире и объективнее круг его взглядов, активнее творческий поиск, деятельнее участие в подборе авторских имен. В этом, собственно, и видится роль современного редактора художественной литературы. Первая и наиглавнейшая. Единая и всеохватывающая. И вытеснять такое понимание, сводя редакторскую роль ко всякого рода функциям, в том числе и литературного правщика, как это у нас порой делают не только издатели, но и критика, неверно по существу. Все функции редактора, равно как и функция литературного правщика, — понятие более узкое и только лишь составная часть понятия «роли». Они, эти функции, — в числе той самой вышеупомянутой наполеоновской «девятки» [ею С. Музыченко начала статью: «Говорят, когда один из генералов изложил Наполеону десять причин, по которым был проигран бой, первая — „У нас не было пороха“, Наполеон прервал его жестом руки: „Достаточно этой одной! Остальные девять не имеют значения...“»]...
<...>
Как-то на одном представительном совещании нам, группе редакторов, был предложен такой вопрос:
— Какой редактор считается хорошим?
«Тот, на счету у которого хорошие книги», — можно было бы ответить и тем самым, возможно, дать повод к дальнейшему толкованию: «А какие книги считать хорошими?..»
Но тогда, врасплох, вместо ответа сорвался сам собой встречный, полушутливый вопрос:
— С чьей точки зрения?
Стоило бы, очевидно, договориться, что значит в сегодняшнем понимании хороший редактор. Едина ли наша точка зрения на редактора? В том числе и прежде всего писательская. Совпадает ли она с литературно-общественной? Редакционно-начальственной?
Для одних писателей, к примеру, хорош тот редактор, который, хоть все пусть заново перепишет, любыми словами, лишь бы книгу издал.
Для других хорош тот редактор, который менее всего руководствуется стремлением «сотворить» из сосны телеграфный столб и для которого единое слово так же принципиально важно, как и для писателя, — ведь в подлинно художественном произведении принципиально важно всё. Хорошо по этому поводу сказал поэт Евгений Винокуров в своих заметках о языке: «Редакторский карандаш должен максимально осторожно касаться языковой ткани, можно повредить тончайший нерв, убить прелесть слова, вырывающегося из нейтральной „нормы“, — ибо это-то и есть, может быть, само ИСКУССТВО».
Для художественной литературы немаловажен фактор времени. Он означает: интенсивный качественный рост общего уровня писательских сил, общего уровня писательской культуры. Однако, поднявшись на более высокую ступень общего уровня, мы уже не довольствуемся этим и ждем и требуем от писателей новых свершений. Процесс этот не скоропалительный и не зависит от чьих-либо благих пожеланий. И здесь уместно было бы напомнить слова Виссариона Григорьевича Белинского, сказанные еще в прошлом веке: «Великие, образцовые произведения искусства и науки были и останутся единственными пояснителями всех вопросов жизни, знания и нравственности, но до появления таких произведений, заставляющих иногда ждать себя подолгу, беллетристика — дело необходимое. В эти долгие промежутки она предназначена занимать, питать и поддерживать умы, которые без нее обречены были бы на праздность или повторение старых образцов и преданий».
Таланты никогда не выращивались в парниках. Они и сегодня — счастливый и редкий удел. Но по ним прежде всего судим мы о состоянии современных писательских сил, не перечеркивая, разумеется, и никого из тех, кто как бы готовит почву для их появления.
Дело критики, литературной общественности, читателя, времени, в конце концов, определять место и значение каждого.
Дело же квалификации редактора, обязанного быть наделенным зоркостью, политическим и художественным чутьем, — способствовать выявлению наиболее значимых для своего времени художественных произведений и облегчать и убыстрять их доступ к читателю.
Редакторское дарование так же своеобразно и многогранно, как и писательское. Есть редакторы, тихо и беззаветно преданные своему делу, владеющие своим мастерством до тонкостей, чувствующие произведение, его дух, образ, слово не менее, чем сам автор, по-бунински остро. Есть редакторы с более резко выраженной реакцией на современность, более склонные к активной общественной деятельности, — аккумуляторы определенных писательских имен.
Реже встречается слияние того и другого в одной личности.
Но если о редакторе других видов литературы — специальной, отраслевой — можно говорить как о помощнике, без которого книга могла бы и не получиться, то разговор о редакторе художественной литературы требует большей осторожности. Здесь бесспорно одно: если художественное произведение талантливое, оно не может не дойти до читателя, невзирая ни на безразличие редактора, ни на его помощь, ни на его препоны. Другое дело — в каком виде, ценой малой или большей крови и своевременно ли оно дойдет. Если же произведение бесталанное, но вытянуто редактором из-за кажущейся актуальности, может ли быть это поставлено в заслугу редактору? Ведь такое произведение не способно выразить ничего, и мы лишь догадываемся, подразумеваем, а по сути придумываем эту тематическую ценность и актуальность. И будь редактор семи пядей во лбу, когда он берется за такое произведение, ничего путного не получается. Тематическая ценность и актуальность остаются такими же глухими, и мы можем лишь пожалеть и время, и труд, и нервное напряжение, и редактора, и автора, и бедного читателя, которого обрекаем пробираться через эту глухость и дремучесть, заманивая и обманывая титулом «художественной литературы», распространяемой в отличие от других видов литературы самыми большими тиражами.
Из всего сказанного можно сделать следующий вывод.
Роль редактора не только возросла, но и видоизменилась. Если десятилетием-двумя ранее редактор мог спокойно совершенствоваться в «технологии» своего мастерства, то сегодня, при этом совершенствовании, редактор не имеет права быть в стороне от возросших и расширенных писательских поисков — своей темы, художественной формы, глубины и четкости выражения идеи. То есть редакторская роль на сегодня теснее смыкается с ролью критика, того своеобразного критика-соучастника, чье имя оказывается «пристегнутым» к писательскому не на время, в очередном номере газеты или журнала, а надолго и всерьез.
Тот факт, что о редакторе заговорили, заметили, выделив те или иные редакторские имена из ряда других, как раз и подтверждает этот вывод, поскольку замечены, выделены они отнюдь не по принципу стилистической и языковой непогрешимости отредактированных ими книг.
Выше говорилось, что практическая деятельность издательств дает возможность говорить о положительном опыте с тем, чтобы лучшее из него было воспринято. Но помимо всего, разговор такой, если бы он развернулся, потребовал бы, совершенно очевидно, дальнейшей теоретической разработки проблем литературы по отдельным видам с учетом накопившегося опыта последних десятилетий...
<...>
Пульс времени — пульс сердца. Он подсказывает: не проглядеть бы!
Не потому, что достойное художественное произведение не сможет выявиться без редактора — оно так или иначе, рано или поздно заявит о себе, дойдет до читателя. Но вот это уже существенно — рано или поздно...
Итак: вовремя протянуть руку помощи!
Своевременно увидевшее свет талантливое произведение непременно отразит в себе многое: проблемы времени, духовный мир современного человека, направление поисков в области художественных изобразительных средств.
Выход такой книги, кроме того, облегчит и убыстрит путь других, еще ждущих, быть может, за писательским столом.
Итак: делать встречный шаг в современном литературном процессе!
Не ждать, когда на редакторский стол свалится метеорит небывалой величины. Подобно геологу, разведчику недр смелее отправляться на поиски.
Мечтается о том времени, когда одна редакция будет с завистью смотреть на другую, которой посчастливится первой открыть Новую Звезду.