Вскоре после того, как мы начали работать, у меня явилась мысль, что надо бы привлечь поэтов-заумников. Хармс писал в это время такие вещи, как
Но мне казалось, что эти люди могут внести причуду в детскую поэзию, создать считалки, припевы, прибаутки и пр. Их работа для детей оказала не только на литературу полезное действие, но и на них самих. Они ведь работали как: отчасти шли от Хлебникова — и притом не лучшего, — отчасти желали эпатировать. Я высоко ценю Хлебникова, он сделал для русской поэзии много. Но они шли беззаконно, произвольно, без дисциплины.
Хармс великолепно понимал стихи. Он читал их так, что это было их лучшей критикой. Все мелкое, негодное становилось в его чтении ясным. Постепенно он понял главное в детской литературе. Что такое считалка, что такое счет — это ведь колоссально важное дело. Хармс понимал ту чистую линию в детской поэзии, которая держится не на хохмах, не скатывается в дешевую эстраду... Работа в детской литературе дала им дисциплину и какую-то почву. Работать с ними мне приходилось поначалу очень много. Ранние вещи Хармса — например, «Иван Иваныч Самовар», «Шел по улице отряд» — делались вместе, так же, как и «Кто?» Введенского. Требовалось их дисциплинировать, чтобы причуды приняли определенную форму. Дальше — например, «А вы знаете, что ПА» и т. д. — Хармс уже работал самостоятельно... Пришел к нам и Юрий Владимиров, вдохновенный мальчишка.