Уважаемая Ксения Константиновна!
Благодарю Вас за присланный мне отзыв Е. Н. Купреяновой и редакционное заключение. К сожалению, я не могу с ними согласиться. Если некогда, в первом варианте статьи, действительно имела место диспропорция между частью, посвященной мировоззрению Карамзина, и его характеристикой как поэта, то теперь, после той решительной переделки, которой я подверг статью, это полностью лишено оснований.
Как признает сама Е. Н. Купреянова, в статье 28 стр. посвящены характеристике мировоззрения, а 40 — поэзии. Но я уже сократил из первой части более 8 стр. Итак: менее 20 — мировоззрению (1/3) и 40 (2/3) — поэзии. Для такого поэта, как Карамзин, все значение которого как поэта неразрывно связано с его местом в истории русской мысли, это вполне нормальная пропорция. Е. Н. Купреянова советует мне дать характеристику поэзии Карамзина по периодам, а редакция в своем заключении выражает желание, «чтобы в статье был дан общий краткий очерк поэтической деятельности Карамзина в ее хронологическом разрезе». Мне остается лишь пожалеть о том, что Е. Н. Купреянова, без сомнения будучи отвлечена делами важнейшими, не прочла моей статьи. Иного вывода я просто не могу сделать. На стр. 31 у меня написано: «Первый период деятельности Карамзина-поэта приходится на
Второе из основных пожеланий рецензента состоит в том, чтобы я показал значение поэзии Карамзина не так, как в моей статье (по мнению Е. Н. Купреяновой, неправильно), а так, как ей представляется верным. Мне предлагают утверждать, что поэтическое новаторство Карамзина «продолжало начатое еще Сумароковым и не теряло от этого новизны» (стр. 4). Я, к сожалению, обладаю, может быть, и недостаточными познаниями в истории поэзии ХVIII в., но все же это предположение кажется мне странным. По крайней мере, я не могу присвоить себе смелого тезиса о Карамзине как ученике и продолжателе Сумарокова и предоставляю Е. Н. Купреяновой самой вынести эту гипотезу на суд научной общественности.
Здесь все — недоразумение, которое может возникнуть лишь по недосмотру рецензента. У Сумарокова и других поэтов ХVIII в. в песнях и романсах действительно встречались «плохие» рифмы. Но Сумароков считал эти жанры незначительными и поэтому допускающими низкопробную рифму. А то, что, с точки зрения самого Сумарокова, эти рифмы были плохими, — факт общеизвестный, им самим засвидетельствованный. Карамзин же считал эти жанры носителями высокой поэзии, а рифмы, традиционно считавшиеся плохими, утверждал как хорошие. Все это в статье показано и рассказано. В связи с этим же вопросом Е. Н. Купреянова считает, что мое объяснение стихотворения «Поэзия» ошибочно. «Карамзин был слишком умен и обладал достаточным тактом», чтобы не считать, что русской поэзии не существует, она только начинается. А почему же все-таки он, перечисляя десятки имен немецких, английских и др. поэтов, не упомянул ни о Ломоносове, ни о Сумарокове — своем учителе, по мнению Е. Н. Купреяновой, — ни об одном русском поэте вообще? Может быть, рецензент объяснит этот факт? Е. Н. Купреянова не верит в то, что Карамзин после возвращения из-за границы считал себя зачинателем нового — подлинно европейского — этапа русской литературы. Но ведь на этот счет существуют точные документальные свидетельства современников. Я не привожу их по недостатку места, но автор рецензии их, конечно, знает. Спорить надо не со мной, а с этими свидетельствами. В момент литературных переломов «умные и тактичные» люди могли считать, что предшествующая литература плоха, просто не существует. В 1801 г. Андрей Тургенев считал, что русской литературы нет, позже Пушкин начал статью под выразительным заглавием «О ничтожности литературы русской». Белинский в «Литературных мечтаниях» утверждал, что у нас нет литературы. Все это были глупые и бестактные люди... (Ведь Пушкин, вероятно, не считал свои произведения
Утверждение о том, что субъективизм масонов восходит к Руссо и масоны являются просветителями, представляется мне ошибочным.
Тут рецензент употребляет, видимо, термины в каком-то необычном значении.
Таким образом, из всех замечаний рецензента остается указание на то, что в статье нет дат жизни Карамзина, и пожелание дать краткую биографическую справку. Это я согласен сделать1.
Все это заставляет меня, к величайшему сожалению, не согласиться с оценкой рецензии как «конструктивной». Если же редакция все же сочтет нужным настаивать на переделке статьи в духе этих указаний, мне остается только пожалеть о том, что я не обладаю необходимой квалификацией для того, чтобы удовлетворить столь высоким требованиям, и уступить место достойнейшему.
С искренним уважением Ю. Лотман.