Чем можно объяснить, что некоторые авторы считают свою работу законченной, «сбросив» в издательство или журнал далеко не отделанную, требующую большой самостоятельной работы писателя рукопись?
Одна из причин — в том, что иные руководители редакций часто вкладывают странный, уродливый смысл в слова «помощь автору». Эту помощь они видят в том, чтобы редактор «дотянул» рукопись. А если для такой «дотяжки» сил и времени одного редактора не хватает, рукопись начинают перебрасывать от одного редактора к другому, надеясь, что от такого литературного футбола она выиграет. Но эти ухищрения делу не помогают, потому что ничем, никаким «авралом» нельзя заменить вдохновенной — да, вдохновенной! — работы писателя с редактором. И очень жаль, что руководители редакций, члены редсоветов и редколлегий почти никогда не выступают против всех этих уродливых «дотяжек», считая их свидетельством внимательного, заботливого отношения к автору. Но какая это забота об авторе, о его творческой судьбе?
Однажды В. Г. Короленко, полистав принесенную ему для просмотра неизвестным автором рукопись, сказал, не читая ее: она плоха. Автор обиделся — ведь рукопись не читана. Короленко ответил, что ничего хорошего не мог написать автор, если счел возможным показывать грязную, абсолютно неудобочитаемую, вкривь и вкось измазанную рукопись: по мысли Короленко, человек, принесший такую рукопись, нисколько не дорожит словами, из которых она состоит, словами, им самим написанными.
Именно такого уважения к собственной литературной работе не хватает некоторым писателям, соглашающимся (пусть иногда стыдливо, это не меняет дела) на всевозможные «дотяжки» рукописи. Неужели этим писателям не ясно, что никто лучше их самих не может достичь той целостности, стройности, глубины и выразительности произведения, которые и делают его художественным, а писателя — художником? Неужели не ясно, что мало-мальски ценная художественная деталь в произведении не может быть результатом спешной, «накоротке» совершаемой «правки», а является наградой за творческие, часто долгие и мучительные поиски?
Легко понять, что чем выше художественный вкус редактора, чем зорче и пытливее его мысль, чем острее требовательность к себе и к редактируемому тексту, тем труднее ему работать над «сброшенной» на его попечение рукописью, тем сильнее огорчает редактора противоестественное, идущее мимо задач литературы «дорабатывание» рукописи, за которое часто его же и упрекают, а то и поносят.
Написанные выше строки могут показаться грубыми и бестактными. Разве автор, предложивший редакции беспомощную рукопись, не трудился? Разве можно отказывать ему в праве на внимание?
В редакционно-издательской практике бывали случаи, когда в споре между издательством и автором, представившим явно недоброкачественную (но «договорную») рукопись, суд становился на сторону автора, защищая его материальные интересы, охраняя потраченный им труд. Однако нельзя подменять литературные требования юридическими. Надо ясно сказать, что надсадная практика «дорабатывания» слабых, бесцветных рукописей мешает развитию литературы, делает зыбкими, донельзя шаткими литературные критерии. В конечном своем итоге такая практика может сделать двусмысленным (а то и трагическим) положение человека, юридически именуемого «автором», «писателем».