893
Ctrl

Борис Агапов

О необоснованном требовании редакторов к очеркистам не вести речь от собственного лица

Из статьи «Хозяйство документалиста»

1960, нояб.

Часто редакторы наших журналов и газет, вместо того чтобы побуждать очеркиста говорить от себя, пытаются обезличить автора. Как кошки за мышью, они гоняются за местоимением «я» и вычеркивают абзацы, в которых очеркист рассказывает о своих собственных ощущениях. Положительные факты нашей действительности говорят-де сами за себя, а задача очеркиста — возможно лучше донести их до читателя. Личные рассуждения — это, мол, нескромность.

Говорят, что если зайца долго бить, он научится зажигать спички. Но если человека долго бить, его можно отучить зажигать спички. И он будет жить без огонька. Авторы очерков привыкают к тому, что они не должны писать от себя, что говорить о собственных мыслях или чувствах — это значит «якать», то есть быть нескромным. И они перестают интересоваться собой, перестают ценить собственное мнение, научаются скептически относиться к собственным замыслам, оставляют попытки найти собственную индивидуальную манеру.

Подобной редакторской позицией я могу объяснить и столь широкое распространение у нас так называемой «литературной записи». Есть случаи, когда она необходима как помощь опытного литератора «бывалому человеку». Но нельзя ею пользоваться постоянно как «удобной формой». В этих случаях писатель говорит от первого лица о событиях чужой жизни и делает вид, что его нет. Если он художник, то из этого получается только конфуз. Потому что, помимо желания, не замечая, художник неизбежно будет вносить свое отношение к герою, будет искать способов выражения в своем литературном опыте, будет направлять рассказ соответственно своим собственным мыслям о жизни и таким образом искажать образ действительно существующего человека, от имени которого он пишет.

Вместе с тем художник будет портить самого себя. Подделываясь под своего героя, он будет притворяться, играть роль, лгать. Это плохая школа для художника.

Занимаясь «литературной записью», писатель вынужден сегодня писать за животновода, завтра за партизана, послезавтра за ученого и в конце концов вырабатывать в себе полную безучастность к своим героям. Так и вылезают на свет ремесленнические, бескрылые книжки, насквозь фальшивые.