1
Воспоминания писателя Ильи Бражнина об Анне Ахматовой «Обаяние таланта» (Новый мир. 1976. № 12) начинаются рассказом о «первой встрече» с ее поэзией. И. Бражнин подробно описывает эту встречу. Ему было семнадцать лет. Это случилось в 1915 году в Архангельске. Он обнаружил тоненькую книжечку стихов Ахматовой — ее первый сборник «Вечер» — на столе у своих приятельниц.
«Я повертел книжечку в руках... Откинув верхнюю белую обложку, глянул в строки открывавшего сборник стихотворения:
Он бледен, тонок, прям.
Сегодня я с утра молчу,
А сердце — пополам.
На рукомойнике моем
Позеленела медь.
Но так играет луч на нем,
Что весело глядеть.
Такой невинный и простой
В вечерней тишине,
Но в этой храмине пустой
Он словно праздник золотой
И утешенье мне.
„Праздник золотой“ — это мне понравилось. И заглянувший в дом поэта оконный луч, „такой невинный и простой в вечерней тишине“. Так вот почему „Вечер“... Вечерняя тишина. Душевное веселье наедине с „невинным и простым“ оконным лучом.
— Какая легкая, веселая душа у этой Анны Ахматовой, — сказал я, опуская на колени белую книжечку, которая сразу мне полюбилась».
На первый взгляд все это интересно как непосредственное впечатление современника.
Не будем придираться к мелочам: обложка «Вечера» — не белая, а серая. Хуже, однако, что весь этот живой рассказ не имеет никакой опоры в действительности. Приведенное И. Бражниным стихотворение не только не открывает сборник Ахматовой (на первом месте помещено стихотворение «Любовь» — «То змейкой свернувшись клубком...»), но вовсе отсутствует в нем. Оно впервые опубликовано через полвека в журнале «Звезда» (1961. № 5) и затем вошло в книгу Ахматовой «Бег времени» (1965), в раздел «Вечер». Итак, все лирические излияния, которыми поделился с читателями И. Бражнин, — плод вымысла. А ведь это не роман, не повесть, а воспоминания.
Чтобы не возвращаться больше к представителям писательского цеха, укажу на один странный промах Евгения Винокурова. Во время пребывания в ФРГ он написал стихотворение «Грехи» (под ним обозначено «Кёльн»), в котором францисканский монах спасается от «врага человеческого рода» следующим образом:
два плотно сложенных перста!
(Новый мир. 1975. № 11. С. 165.)
Но францисканский монах, надо думать, — католик. Зачем же заставлять его креститься двуперстием, как крестились только русские старообрядцы?
А вот Владимир Сапожников в повести «Счастливчик Лазарев» (Наш современник. 1973. № 4. С. 13) называет почему-то флейтиста-крысолова из средневековой немецкой легенды «андерсеновским музыкантом», хотя Андерсен тут ни при чем.
Но обратимся к основному предмету этих заметок — к работам историков русской литературы, общественной мысли, книги и проч.