О разнобое в принципах оснащения примечаниями переводных и оригинальных произведений

7

Я уже писал как-то о примечаниях к изданиям, предназначенным для широкого круга читателей. До сих пор не выработаны какие-то общие принципы, и потому царит полный разнобой. Всестороннее освещение практики этого дела возможно лишь в специальной статье; я же коснусь бегло лишь двух вопросов.

У нас переводится много произведений художественной литературы последних десятилетий. Нужны ли к ним примечания? Довольно распространено мнение, что не нужны. Ссылаются при этом на современные советские романы, повести и пр., — ведь они выходят без примечаний. Но подобный аргумент не очень убедителен. Жизнь Советского Союза, естественно, известна нашим читателям гораздо лучше, чем жизнь других государств и народов, и почему, казалось бы, не помочь читателям, не разъяснить им то, чего они не знают, — малоизвестные имена, названия, события и пр.

Однако переводчики и издательства поступают по-разному: иногда вовсе пренебрегают какими бы то ни было примечаниями либо ограничиваются переводом иностранных слов, иногда дают все же небольшое количество самых необходимых сведений. Такими примечаниями реального характера нередко сопровождает печатающиеся на его страницах переводы журнал «Иностранная литература».

Не все следуют этому примеру. Укажу на однотомник популярного у нас Ж. Сименона «И все-таки орешник зеленеет» (М. : Прогресс, 1975). В «Записках Мегрэ» (стр. 29) характеризуется нравственная атмосфера Франции 20-х годов и между прочим упоминается роман «Холостячка». Неужели так трудно было сообщить краткие сведения об этом романе и о его неназванном авторе Викторе Маргерите? Почему не разъяснить в другом романе — «Сын» — слова о «стареющих волокитах, которых Лаведан называл мышиными жеребчиками» (стр. 295)? Кто этот Лаведан — писатель, моралист, политический деятель? Когда он жил? Читатель вправе заинтересоваться этим, но не так легко удовлетворить это законное любопытство. Ни в Большой советской энциклопедии, ни в энциклопедическом словаре Брокгауза — Ефрона имени Лаведана нет. По-видимому, речь идет о французском писателе и журналисте второй половины ХIX — начала ХХ века Анри Лаведане, а может быть, об его отце, тоже журналисте.

Недавно вышел сборник пьес Э. Олби (М.: Прогресс«, 1976). Все та же картина. «Кто ваши любимые писатели? Бодлер и Маркенд?» (стр. 48); «У тебя поэтическая натура, Джордж... Что-то от Дилана Томаса» (стр. 85); «И оказалась вроде леди Четтерли-младшей» (стр. 116); «Раздается „Dies Irae“» (стр. 137); «О чем же мы говорили? Кажется, о Метерлинке и об этой истории с плагиатом» (стр. 210) и т. п. Конечно, проще всего сказать, что это не так существенно или что читатель сам найдет все, что ему нужно. Но зачем тогда объяснять, кто такой Одилон Редон (стр. 262) и слова «Ешьте меньше. Занимайтесь изометрией» (стр. 248), — ведь О. Редона найти легче, чем леди Четтерли, ведь относительно немногие читали или слышали о романе Лоуренса «Любовник леди Чаттерлей», эта реминисценция кое-что уясняет в образе героини пьесы Олби «Не боюсь Вирджинии Вулф».

Таких фактов можно привести сколько угодно. Я вовсе не ратую за полную унификацию и регламентацию. Но общие принципы комментирования, в достаточной степени гибкие (в зависимости от произведения и предполагаемого читателя), было бы полезно обсудить. Нельзя действовать в каждом отдельном случае как бог на душу положит.

Теперь о совсем другом. Русских писателей часто комментируют по принципу: объяснять то, что и так ясно, и оставлять без объяснений то, что менее понятно. Происходит это от недостаточного внимания к тексту или из-за несклонности к требующим подчас немало времени разысканиям.

Остановлюсь только на одной книге для иллюстрации моего утверждения.

В Малой серии «Библиотеки поэта» вышел томик «Стихотворений» Игоря Северянина, подготовленный Е. Прохоровым. Не буду говорить об отборе стихотворений (здесь есть с чем поспорить) и коснусь только отдельных примечаний.

<...>

По поводу стихотворения 1918 года «По этапу» Е. Прохоров пишет, что Нарова (Нарва) — река в Эстонии, на западном берегу которой расположен город Нарва, Везенберг (Раквере), Тапс (Тапа) — железнодорожные станции в Эстонии на линии Нарва — Рига, а «шнапс» — по-немецки водка (стр. 464), но ни словом не обмолвился о наиболее существенном — какова же автобиографическая основа стихотворения.

В книге помещен цикл сонетов «Медальоны» — о писателях и композиторах. Вот первая строфа стихотворения «Гоголь»:

Дальше упоминается «мертвовекий Вий», и Е. Прохоров поясняет, что это «в легендах украинского фольклора чудовище с длинными веками, постоянно закрывавшими глаза. Николай Васильевич Гоголь (1809–1852) использовал эти легенды в своей повести „Вий“» (стр. 470). Все это справедливо, но довольно широко известно. А о том, что обозначает строка «Мог выйти архитектор из него», не сказано ничего, хотя смысл ее менее очевиден для читателя. Северянин явно имел в виду статью Гоголя «Об архитектуре нынешнего времени», вошедшую в его книгу «Арабески».

Другое стихотворение из того же цикла — сонет «Бизе».

И снова в примечании находим то, что больше всего известно: «Бизе Жорж (1838–1875) — французский композитор, автор оперы „Кармен“» (стр. 469). Но то, что в первой строке использовано заглавие другой оперы Бизе — «Искатели жемчуга», Е. Прохоров не заметил. Что имел в виду Северянин, говоря «Был день — толпа шипела и свистала», — и об этом мы ничего не узнаем из примечаний. А ведь речь идет именно о лучшем творении Бизе «Кармен». Опера была поставлена в Париже в 1875 году, не имела никакого успеха и была снята с репертуара. Через три месяца Бизе скончался, и, может быть, провал «Кармен» приблизил его смерть.