989
Ctrl

Ю. М. Лотман

Возмущение формой и способом замечаний редактора

Из письма к Б. Ф. Егорову

1981, 1 нояб.

Посылаю Вам к сведению копию сердитого письма, которое я вынужден был послать Е. А. Смирновой [редактору подготавливаемых Ю. М. Лотманом «Писем русского путешественника» Н. М. Карамзина в ленинградском отделении издательства «Наука»]. Работать с ней трудно: она ни разу не прислала мне полного и делового списка своих вопросов, а шлет путаные письма в тоне светского трепа, в которые утоплены среди ахов о том, как она дни и ночи сидит над рукописью, вопросы в совершенно хаотическом порядке и в таких неясных формулировках, что приходится ломать голову над тем: что же ей все же нужно? Но окончательно меня рассердило ее последнее письмо (тоже в тоне светской беседы), из которого ясно, что она осаждает вопросами, которых мне не задавала, Ю. Левина, П. Заборова, Н. А. Жирмунскую, Западова, Баскакова и еще легион. Причем часто вопросами пустяковыми, которые в десять минут могла бы решить и сама. Например, чтобы перевести цитату Салтыкова-Щедрина из старого издания на новое, ей надо обращаться к Баскакову. Мне ее жалко: она человек нервный, почти больной, и утверждается, «создавая волну» вокруг своей работы. Но мне-то совсем не приятно, когда, вместо делового обсуждения с редактором, создается «общее собрание», в результате чего вокруг книги возникает совершенно ненужный шум.

Поэтому, как мне ее ни жалко, я вынужден был написать ей суровое письмо с просьбой со всеми вопросами обращаться ко мне. Я ей отвечаю исправно (жаловаться она не может — сама меня все время благодарила за точность и быстроту ответов), есть возможность в срочных случаях вызвать меня к телефону. Старался я писать мягко, хотя и зол. <...>

<Копия письма к Е. А. Смирновой>

Дорогая Елена Александровна!

Сразу же по получении Вашего письма высылаю Вам ответы на вопросы. Правда, прислав мне список из десяти пунктов, Вы не написали, что же от меня, собственно, требуется: перевод текстов, комментарий к ним или проверка правильности написания. Относительно десятого пункта я получил на другой день (то есть сегодня) дополнительную открытку с разъяснением: требуется перевод, но относительно всех других Вы оставили меня в неведении. На всякий случай присылаю и перевод, и комментарий, там, где он нужен или я могу его дать.

Однако не могу не отметить, что некоторые стороны Вашего письма меня огорчили и ставят меня в необходимость войти в объяснения. Вы пишете: «Если бы Вы знали, сколько для Вас сделали — Левин (1-е место), Петя Заборов, я рискнула впрячь даже Жирмунскую, и она неожиданно была очень любезна, тогда как Западова хватило только на 1 раз, а при вторичном обращении он почему-то помянул нечистого. Звонила и в Дом творчества „Комарово“ и оттуда выгребала нужные справки. Щедрина Вам перевел на новое издание В. Н. Баскаков» и проч.

Дорогая Елена Александровна, не было случая, когда я не ответил бы на Ваш вопрос или отказался это сделать1. Только перевод цитаты Щедрина я не мог сделать, так как нового издания в Тарту нет. Но ведь для этого не нужно обращаться ни к какому Баскакову, а достаточно Вам, квалифицированному филологу, подойти в библиотеку Пушкинского Дома (два шага!) и взять оба издания — дела на десять минут и быстрее, чем обращаться к Баскакову, если не ставить своей целью поднимать вокруг издания шум, дискредитирующий его авторов.

Я считаю совершенно естественным, что в рукописи в 55 печатных листов набралось несколько десятков вопросов, требующих уточнения. Так бывает всегда, и никакие «женú» (т. е. гениальничающие и небрежные авторы) здесь не повинны. В этом случае редактор составляет полный список всех имеющихся у него вопросов и обращается с ними к авторам.

Дорогая Елена Александровна, я слишком давно Вас знаю как хорошего и близкого мне человека, слишком тепло и с доверием к Вам отношусь, чтобы подозревать с Вашей стороны желание принести какой-либо ущерб мне или редактируемой Вами книге. Но подумайте сами, что Вы делаете: Вы мне пишете очень интересные и радующие меня, но совершенно беспорядочные, хаотические письма, из которых я должен выуживать Ваши вопросы и толковать, чтó именно Вы спрашиваете (вот, например, в последних вопросах Вы ни при одном не подумали указать, откуда извлечены те или иные слова или строки, требующие объяснений (или переводов? или исправлений?) — я должен был перерыть заново весь текст «Писем», убедиться, что там этого нет, потом обратиться к Письмам к Лафатеру и там найти; не проще ли было бы указывать: «В письме к Лафатеру № такой-то то-то неясно»?). Но теперь выясняется самое ужасное: Вы, оказывается, посылаете мне не все свои вопросы, а с частью из них обращаетесь к разным посторонним лицам (пусть это даже милые для меня Ю. Левин и П. Заборов). Кто Вас на это уполномочил? Разве Вы не понимаете, что этим Вы, нарушая редакторскую этику, наносите ущерб и репутации Вашего же издания, и моей как автора, представляя меня некомпетентным или небрежным? Увы, горько, но факт — объективно (конечно, помимо своих намерений, в которых я ни минуты не сомневаюсь) Вы создали вокруг «Писем русского путешественника» атмосферу дискредитации издания.

Я решительно настаиваю, чтобы, если участие Ю. Д. Левина, П. Заборова и Н. А. Жирмунской было так велико, как Вы пишете, т.е. если они выполняли авторскую, а не редакторскую работу, чтобы С НИМИ БЫЛИ ЗАКЛЮЧЕНЫ ДОГОВОРА И ИХ ТРУД БЫЛ ОГОВОРЕН И ПОЛУЧИЛ КОМПЕНСАЦИЮ. Про меня еще никогда не говорили, что под моим именем печатаются результаты чужих трудов.

Я с Вами совершенно согласен, что подготовка писем Петрова должна идти не только под моим именем. Еще до получения Вашего письма я писал об этом Борису Федоровичу [Егорову]. Теперь для Вас дублирую то окончательное распределение работ, которое должно быть отражено в перезаключенном договоре. [Далее следует список с указанием, кто что делал в разделах книги:]


  1. Положа руку на сердце, Вы так же не можете меня упрекнуть в том, что я задерживаю ответы на Ваши вопросы: Вы сами знаете, что через день-два после их получения я отправлял Вам с нарочными ответы, которые Вы, как Вы сами писали мне в письмах и телеграммах, получали гораздо быстрее, чем рассчитывали. Итак, обвинять меня в том, что я на какие-либо вопросы не отвечал или задерживал ответы, у Вас нет никаких оснований.

    Я надеюсь, что давность и крепость моей к Вам симпатии дает мне право на это откровенное письмо. Не сердитесь, а вдумайтесь sine ira et studio [без гнева и пристрастия. — лат.]) в то, что я пишу.