Редактор Дора Баракудина, молодая современная женщина с макияжем, бризом и в бананах, вызвала писателя — сообщить ему результаты работы над рукописью.
Писатель сел в кресло и приготовился слушать.
Тонкая папка с рукописью лежала перед Баракудиной. Отточенный карандаш касался острием первой страницы.
— Вы пишете: "В природе есть очень много загадочного и темного«,— что вы имеете в виду?
— В следующих строках все объясняется...
— В следующих, — продолжала Баракудина строго, — вы пишете: спириты и мистики, и только они, могут объяснить некоторые загадочные случаи смерти...
— Не совсем так.
— Неважно. О спиритах и мистиках придется снять. О них не надо.
— Но тогда исчезнет соль рассказа. Это слова мужа, пораженного внезапной смертью молодой, здоровой жены. Учтите контекст...
Баракудину начали раздражать возражения. Она хорошо усвоила истину: не редакторы нуждаются в писателях, а писатели нуждаются в редакторах. «Их много, я одна».
— Вот опять повторяется «мистицизм». Нагнетаете мистику.
— Но в конце открывается вполне реальное объяснение: женщина отравилась. Это предположение доктора ошеломило следователя, то есть мужа.
— Вот именно, все оказывается реальным. Это и есть основное зерно рассказа. Здоровая женщина умирает в день и час, ею назначенный. Отсюда реальный вывод: причина — яд.
— Доктор высказал предположение и спросил, произвели ли вскрытие.
— Так вот, со вскрытия вы бы и начинали!
— Но, позвольте, вскрытие следует после смерти, а обстоятельства непонятной смерти рассказывает муж.
— Нет, рассказ должен быть перестроен: реальность весомее всех туманных рассуждений о предчувствиях и спиритизмах. Начнете со вскрытия, и сразу все станет на свои места.
— А рассказ?
— А что рассказ?! Получится добротный детектив. Сначала выясняется: женщина выпила яд, а потом ведется следствие... Кстати, почему вы назвали рассказ «Следователь»? Он совершенно беспомощен, этот ваш следователь, доктор гораздо...
— Так у меня ведь доктор и следователь едут на вскрытие, и следователь рассказывает...
Писатель начал уставать. Он надел пенсне, висевшее на тонком шнурке, и более пристально оглядел редактора — и макияж, и бриз, и бананы. «Н-н-да-с, — подумал он, — казус».
— Вот вы сами говорите — они едут на вскрытие. С этого и начнем: изменим название.
И она занесла карандаш, чтобы зачеркнуть слово «Следователь» и написать «Вскрытие».
Писатель то ли вздохнул, то ли застонал и поднялся:
— Позвольте откланяться.
Под усами, слегка осеняющими острую бородку, скользнула усмешка. Закрыв дверь, автор незадачливого рассказа задумался, а потом сказал весело:
— А что? Присяжные меня б оправдали!
Хорошо смеяться Антону Павловичу: последнее издание его сочинений вышло во многих томах, а какое оно было по счету, он уже и вспомнить не мог.