Какого редактора надо считать хорошим

4 [начало]

Нередко приходится слышать: «редакция много поработала с автором» — в качестве похвалы, или: «редакция мало, недостаточно поработала» — в качестве порицания. Между тем, желая оценить работу редактора, следовало бы спрашивать не о том, много или мало он потрудился, а о том, в каком направлении шла работа? Сохранила ли книга верность жизни, или утратила ее? Богаче ли, ярче ли сделалась книга, или беднее, бледнее? Отчетливее ли, чем в первом варианте, проявился в готовой книге собственный, индивидуальный голос писателя? Чище ли, выразительнее ли сделался язык?

На интересной дискуссии «Поэт и редактор», состоявшейся в Центральном доме литераторов в декабре 1955 года, С. Кирсанов, с благодарностью характеризуя работу одного из редакторов, сказал: «Он ничего не навязывал, а только советовал. У меня было ощущение, что для данной книги он проникся моим отношением к поэзии, так сказать, стал на мое место и изнутри, с этой позиции, показал мне неточности, излишества, недостатки построения...»

Есть ли у нас редакторы, умеющие посмотреть на вещь, созданную автором, сразу с двух позиций: не только «извне», но и «изнутри»? Разумеется, есть. Каждому писателю встречались и встречаются они на пути. И добросовестный литератор всегда говорит о них с уважением и благодарностью. Роль их велика, — даже вне зависимости от того, имеют они официальное звание редакторов или нет. Иногда это роль Страхова возле Толстого; иногда Анненкова возле Тургенева; иногда Стасова возле музыкантов и живописцев прошлого века; Маршака — среди наших современных литераторов. Как определить основу, соль редакторского искусства? Некоторые полагают, будто редактировать — это значит писать вместо автора. Один редактор так и говорил, возмущаясь строптивостью писателя: «Я сам литератор, у меня есть свои книги, я не слабее его, я имею право соревноваться с ним». Да, но не на страницах его повести. Даже если вставки сделаны умелой рукой, они чаще всего остаются чужеродными тексту, не приживаются в нем. (Не потому ли, что в авторском тексте иной подтекст?) Хороший редактор напоминает селекционера, заглушающего одни свойства растения, культивирующего другие. Напоминает он также тренера:1 он не работает вместо автора — как тренер не совершает упражнений вместо гимнаста, — но, ясно представляя себе особенности творческих <у>стремлений писателя, раньше многих разглядев, в чем для литературы объективная ценность его творчества, угадав сильные стороны его дарования, понимая и любя его замысел, — отчетливо видит недостатки в исполнении этого замысла и умеет мобилизовать силы писателя на их одоление. Редактор одними сторонами своего искусства критик, другими — режиссер. И уж во всяком случае — в первую очередь — общественный деятель, настойчивый борец за все, что в искусстве представляется ему свежим, правдивым, обещающим, ярким. Трогательны и точны слова Репина о Стасове: «Да, Владимир Васильевич был истый рыцарь просвещения: так много безыменно служил он самым тонким, самым глубоким сторонам большого [чужого] творчества».

«Служить чужому творчеству» — малому ли, большому ли — вот заветный долг редактора, его служение литературе. И у нас есть редакторы, самоотверженно исполняющие этот долг. Они умеют расшевелить воображение писателя, иногда — указав новый жизненный материал, иногда — напомнив высокий литературный образец; умеют побудить писателя снова и снова, еще и еще раз, перечувствовать и передумать положение или характер и найти для перечувствованного свежее, собственное, новое слово. (Для такого редактора работа над стилем, над языком не существует отдельно, сама по себе, как нечто дополнительное, внешнее. Нет, язык произведения редактор постигает вместе с самой сущностью книги, с сердцем ее. И, воздействуя на эту сущность, он тем самым воздействует на язык, на стиль.)

Но не <о них (не о Горьком и Короленко) —> о редакторах-художниках <—> идет сейчас речь. Об их работе, чтобы она стала явственной, ощутимой, зримой, следует написать целую книгу или объемистую статью. В подобной книге надо иметь возможность проследить все варианты повести, рассказа или романа, воспроизвести беседы редактора с автором, продемонстрировать и осмыслить крупные и мелкие перемены, возникшие в произведении в результате творческого общения редактора с автором. Тогда станут ясными и те позиции, на которых редактор стоит, и методы его работы. Книга о редакторе-художнике и редакционном коллективе, воздействующем не только на рукопись, но и на творческий путь писателя, может и должна быть создана.

<...>