«Это у них, надо понимать, музыка?»

Но я не хочу говорить о бездарности перевода, это безнадежный разговор. Если один из героев книги говорит «моя вульгарная мать-магла» (имеется в виду: она была обычным человеком, не волшебницей), если переводчик не знает, что pixies — это феи, и называет их пиксами, — не стоит и затеваться. Но точность, хотя бы точность, черт побери! Вот смотрите. Герои отправляются на бал призраков. «So at seven o’clock, H., R., and H. walked straight past the doorway to the packed Great Hall, which was glittering invitingly with gold plates and candles, and directed their steps instead toward the dungeons». — «Ровно в семь часов вечера Г., Р. и Г. прошли мимо Большого зала, где призывно сияли свечи и на столах поблескивали золотые блюда. Друзья победили соблазн и направились к лестнице, спускающейся в подвалы».

ГДЕ У РОЛИНГ НАПИСАНО, ЧТО «ДРУЗЬЯ ПОБЕДИЛИ СОБЛАЗН»?!! Такое может быть написано только в советской книжке для детей, где все дети — «друзья» и «мальчишки и девчонки».

Следующее предложение: «друзья» входят в подземный коридор, «lined with candles, too, though the effect was far from cheerful». Перевод: «Коридор освещался свечами, отчего он делался еще мрачнее». НО ВЕДЬ В ОРИГИНАЛЕ СОВСЕМ ДРУГОЙ СМЫСЛ, ТАК ЛЕГКО И ПЛАВНО ВОЗНИКАЮЩИЙ: в коридоре ТОЖЕ горели свечи — как и Большом зале, — но они давали совсем другой эффект!

Дальше. Герои слышат странные звуки: «Is it supposed to be MUSIC? — Ron whispered». Перевод: «Это что, музыка? — в ужасе прошептал Рон». Но это оскорбительное вранье, это клевета на Рона Уизли! Он не шептал в ужасе, он, как ясно всякому, шептал, скорее, с иронией: «это у них, надо понимать, музыка?»

Потом к гостям обращается привидение Ник. У Ролинг оно говорит «mournfully», что по-русски значит «скорбно», но переводчик конструирует угловатое «траурным тоном». Ладно, я взялся говорить только об ошибках. Продолжаем.

Входим в зал. Там танцуют призраки — под звуки тридцати пил, «played by an orchestra on a raised, black-draped platform». Ясно, что оркестр расположился на сцене, обтянутой черным бархатом. Но по-русски читаем: «Играли на них музыканты в черном бархате, стоявшие на сцене». Я хотел бы понять, как можно это перевести подобным образом? Разве что не читая оригинала?..

Заметьте, мы не прошли еще и полстраницы.

А герои дошли только до середины зала — и пожалуйста: в оригинале им встретился «a cheerful Hufflepuff ghost, who was talking to a knight with an arrow sticking out of his forehead» — а в переводе они прошли мимо «веселого приказчика Пуффендуя, мимо рыцаря, у которого во лбу торчала стрела». НО КТО ПОСМЕЛ ПРЕРВАТЬ РАЗГОВОР ПРИЗРАКА И РЫЦАРЯ, скажите на милость?!! Какие лингвистические соображения оправдывают это хулиганство?

Гермиона видит среди гостей утомительную Moaning Myrtle и просит друзей сделать вид, что они ее не заметили. Гарри спрашивает, кто такая Moaning Myrtle, и Гермиона отвечает: «— She haunts one оf the toilets in the girl’s bathroom on the first floor.

Читаем перевод: «— Это привидение из туалета девочек на втором этаже.

Ну, допустим, переводчик не смог обойтись без слова «привидение», как изящно обошлась автор. Но ведь снова изменен самый смысл реакции героя! Гарри изумлен тем, что кто-то ЖИВЕТ В ТУАЛЕТЕ, а не тем, что увидит «привидение из туалета»!

Дальше встречаем в русском тексте внезапно-грубое, принадлежащее какой-то торговке семечками, а не девочке: «Войдешь в кабинку по своей надобности, а там Миртл увидит тебя и начинает рыдать». Что же было на самом деле? Прелестное, смешное «it’s awful trying to have a pee with her wailing at you...»

Герои замечают накрытый стол. «They approached it eagerly but next moment stopped in their tracks, horrified. The smell was quite disgusting». А в переводе: «Троица, успевшая изрядно проголодаться, глотая слюнки, прибавила шагу. Их обоняния коснулся тошнотворный запах, минута, другая — и они увидели само угощение и остановились как вкопанные».

К легкой фразе Ролинг будто прицепили ржавую консервную банку, как к кошкиному хвосту, и смотрят, как она побежит...«

Помимо явных глупостей — боков, «свисающих с краев табуреток», магазина «пишущих принадлежностей», торта с «засахаренными фиалками»... есть и такие, которые не знакомый с оригиналом читатель не заметит. Например, в переводе появился гном-мазохист, который, когда Рон вытаскивает его из кустов, чтобы выкинуть за ограду сада, кричит: «Крути меня, крути!» — вместо «Gerroff! Gerroff!» («Отстань от меня! Отстань!»).

Есть и более крупные куски, «переосмысленные» переводчиком. Это уже не редакторский брак, а просто искажение текста Ролинг: Литвинова переводит: «Дадли стал бить палкой по железным прутьям. Голова у Гарри разламывалась от боли», — тогда как у Ролинг: «...стал дергать прутья решетки и потешаться над Гарри»...

Когда Гарри убегает из дома Дурслеев, он, чтобы вылезти в окно, карабкается на комод. В это время ворвавшийся в комнату дядя хватает его за ногу. Литвинова переделывает фразу и получается, что Гарри «метнулся к окну, сунул клетку в руки Джорджа, а сам вернулся к комоду, кое-что взять из ящика». Вслед за этим дядя Вернон «прыжком подскочил к окну и успел-таки вцепиться в лодыжку Гарри»! Как это у него получилось, если Гарри стоит у комода, неясно. Но что мне совсем непонятно, так это почему Гарри отдал клетку Джорджу, ведь у Ролинг он отдал ее Рону!..

Самое неприятное в переводе Литвиновой — это полное игнорирование авторского стиля изложения и его выразительных средств. В результате из книги исчезла самая неосязаемая, но и самая важная составляющая любого художественного произведения — его атмосфера... Книга изобилует избитыми и устаревшими штампами. Хулиган Фред говорит Гарри: «перестань праздновать труса», мистер Уэсли называет эскалаторы «лестницами-чудесницами», Гарри «с замиранием сердца ожидает решения своей участи», говорит «даю голову на отсечение» своему другу Рону...

У Ролинг часто встречаются весьма нетривиальные фразы, которые доставляют мне особенную радость. В переводе Литвиновой они становятся унылыми банальностями. У Ролинг: «Jinny!» — said Mr. Wеasley, flabbergasted. «Haven’t I taught you anything? What have I always told you? Never trust anything that can think for itself if you can’t see where it keeps its brain!». По-русски: «Джинни! — воскликнул ошеломленный мистер Уэсли. — Разве я тебя ничему не учил?! Что я тебе всегда говорил? Не доверяй ничему, что способно независимо мыслить, если ты не понимаешь, чем оно думает!» А у Литвиновой последняя фраза выглядит так: «Мало ли кто или что может прикинуться добрым и понимающим! Как можно идти на поводу у того, кого совсем не знаешь!»

Приведем фрагмент из ее (М. Д. Литвиновой.— Прим. ред.) выступления на радио «Эхо Москвы»: «Чем мне мил „Гарри Поттер“? Потому что на самом деле это сказка, а для взрослых — детектив. Там, где поляризованы точно Добро и Зло. А в жизни добро переходит в зло, зло в добро, и мы не знаем часто, где добро, а где зло. А это не должно быть. Ребенок должен расти на сказках, где точно известно: это добро, это зло. Почему? Потому что для всех религий мира и для истин зазвездных добро одно. И „Гарри Поттер“ — это как раз такая сказка».

Да нет же, Марина Дмитриевна, не в этом суть и смысл книг Ролинг, не борьба Добра и Зла, а самопознание личности, которая синтезирует в себе все возможные измерения психического, в том числе и Зло. Гарри Поттер не добродетельный пионер-герой, а многомерный и неоднозначный свободный человек ХХI века, как, впрочем, и многие другие персонажи Ролинг. И, несомненно, успех Гарри Поттера во всем мире и его неприятие многими нашими соотечественниками не случайны. Люди, приученные с детства к «четкой поляризации Добра и Зла», не могут проникнуться философией Гарри Поттера. Им необходимо упростить модель, выкинуть из рассмотрения все то, что не соответствует их понятиям об идеальном устройстве мира, о Герое, которого не стыдно предъявлять детям в качестве образца. Удалив или смягчив эти нежелательные компоненты книги, они получают детскую сказку, она же детектив для взрослых. Так, ничего особенного, наш «Тимур и его команда» несомненно лучше.